Написать  несколько слов об Аните – это нечто, что я просто обязана сделать. Я не хочу, чтобы о ней забыли – какой бы она не была на самом деле. Люди думают о ней лишь в одной плоскости – муза 60-х, всё это говно – но она была гораздо более значительной личностью: реально талантливой художницей, классной актрисой, интеллигентной, весёлой, вдумчивой, бесстрашной… и ей всегда было конкретно накласть на то, что о ней думали другие. С её смертью я почувствовала себя оставленной всеми и вся. Пока она совсем капитально не заболела, мы общались с ней по телефону целыми часами и даже днями. Я не хочу выглядеть сентиментальной или сопливой; она заслуживает гораздо большего. В моей жизни она была очень важным человеком.

Не думаю, что мы могли бы вообще подружиться, если бы не Мик и Кит… В природном плане  наша дружба явно не была предопределена – реально, потому что в то время ребята были очень близки и проводили так много времени в студии. Именно это обстоятельство и подтолкнуло нас с ней навстречу друг к другу… А ещё мы принимали много наркоты.

Мы были абсолютно разными людьми. Анита была реально утончённой и элегантной – всё это; и на своём уровне она очень хорошо относилась ко мне, в то время как я была в некотором роде «безнадёжна». Она помогала мне собираться с мыслями и силами, советовала, что лучше одеть, помогала мне красиво выглядеть. Со своей стороны, я снабжала её книгами, и ей это нравилось. Она была на четыре года старше меня, и я была гораздо более уязвимой личностью, чем она. Когда я говорю, что ей было всё равно, что о ней говорили, писали или думали другие – это было не то, что она отчетливо озвучивала; это было так, как будто всего этого просто не существовало в природе. И я всегда завидовала этой её черте.

У Аниты было реально хорошее образование. Она свободно разговаривала на 5-ти языках, и она была по-своему очень хорошей художницей. Она могла бы заниматься кучей разных вещей, так как быть всего лишь марухой гангстера Кита ей явно не было написано на роду. Кит – это довольно старомодный парень типа мачо, который, если он любит женщину, то непременно хочет, чтобы она полностью сфокусировалась на нём, любимом. Я не обвиняю его в этом – просто таков был реальный расклад дел. Конечно же, Анита немного бунтовала. Она снялась в «Барбарелле», несмотря на его протесты. Она снялась в “Performance” вопреки тому же… ха, по очевидным причинам! Но я должна отметить, что увлечение наркотиками отнюдь не помогает в работе. Не поймите меня превратно: мы словили несколько чудненьких кайфов — вроде того, когда я, Анита, Мик, Кит, Майкл Купер и Роберт Фрейзер отправились в Стоунхендж и съели там кучу кислоты. Это было чудесно. Но наркота заблокировала её – так же, как и меня.

После завязки с героином Анита начала заниматься всем тем, что она  могла бы делать в этой жизни без его участия. Это случилось уже много, много лет спустя. Она получила магистерскую степень в области моды (в колледже “Central St. Martins”, Лондон, в начале 90-х). Она снова начала рисовать и сотворила несколько чудных акварелей – в моей квартире они смотрят на меня с каждой стены.  Занималась она и в классе ботанического рисунка; а еще она была отличным садоводом. Ничто в этой жизни не приносилоо ей большего наслаждения, чем ковыряться в приусадебных участках её и Кита детей. И сами дети – тоже чудные ребята: её сын Марлон, его жена Люси, и Анджела. После того, как Аниты не стало, они были очень добры ко мне: они постоянно звонили, реально заставив меня ощутить себя частью их семьи… Обычно дети известных личностей не таковы, уж поверьте моему опыту. Они повидали немало тягот… как и все мы; Анита могла быть нелегким человеком в общении, и у меня нет желания идеализировать её. Но лишь только она «очистилась», как всё в её жизни потекло иным – много лучшим путем.

То, как она занемогла – это было просто ужасным, невероятным невезением. Сначала она заболела диабетом, и когда ей поставили этот диагноз, то она почему-то вбила себе в голову: «Я вылечу его диетой!» Ох, если бы только она сказала себе: «Ты что, совсем рехнулась, дурында?» Если диабетик не вводит себе инсулин, то болезнь переходит на его нервную систему.  Уколы позволяли бы её организму противодействовать диабету, но она поддалась на соблазн самолечения, и вскоре ей стало физически тяжело переносить инъекции. Полная «завязка» и одновременно необходимость колоть лекарства – это стало для неё последней каплей.

Я реально задаю себе вопрос: а могло ли всё в её жизни выйти по-иному ? Конечно. Но хватит сожалений – она прожила и без того чудесную жизнь. Я скучаю по её звонкам, когда она могла дать мне дельный совет в плане слов к какой-нибудь моей песне; в этом случае она обязательно «выдавала на гора» что-нибудь потрясающее. Я скучаю по ней больше, чем я только могу выразить словами… Каждое утро, когда я просыпаюсь, я обязательно читаю вслух стихотворение Сары Тиздейл, которое неизменно навевает мне мысли о ней:

Здесь всюду и всегда будут одни звезды —  хоть твоего дома и улиц, которые ты так любила, уже нет в помине … здесь всегда будут одни звезды –

                        пока мы спим…

- Марианн Фейтфулл, «The Guardian», декабрь 2017.