Кит Ричардс: «Сержант Пеппер» — это фигня

рнал Esquire”, сентябрь 2015.

Кит Ричардс говорит со Скоттом Раабом о своем новом сольном альбоме “Crosseyed Heart”, выносливости, имидже, блюзе, улице, работе и почему «Сержант Пеппер» — это туфта.

30 июня 2015 года, Зал заседаний Сэндфорд  в “Washington Duke Inn”, Дюрэм, Северная Каролина.

- Если ты куришь, то и я могу закурить, так ?

- Будь моим гостем. Если ты собираешься курить что-нибудь другое, то мы принесем благовония.

- Я принес миниатюрный косяк, но я не навязываюсь. Я просто подумал, что было бы неправильно познакомиться с тобой и не принести что-нибудь маленькое эдакое.

- Ну, тогда давай начнем, а там посмотрим.  Возможно, нам понадобится перерыв.

- Я не хочу ставить тебя ни в какую позицию.

- Аболютно не надо. Я был в любых возможных позициях, и  всегда  выбирался из них.

- Как ты держишься в туре “The Stones”?

- Я могу держать шоу. В 60-х это было 20 минут, туда и сюда. Теперь в нем 2 часа. Я не выхожу оттуда таким же опустошенным, как 10 лет назад, потому что я научился большему — например, как размеривать шоу. Я не думаю о физических аспектах – я просто ожидаю, что это будет работать. Я одарен свыше физической выносливостью. Все по-прежнему в рамочках. Я ем то же самое, что и всегда. Мясо и картофель в основном, с милым кусочком рыбы сейчас и снова. Моя жена пытается заставить меня больше употреблять салат, но я тогда уж лучше приму таблетку.

- Ты по-прежнему ощущаешь на сцене адреналин ?

- Ага. Это, наверное, единственный доступный для нас наркотик, тот, который возвращает нас назад настолько, как ничто другое, — хотя есть нечто по поводу игры с этой кучей ребятишек. Разве все дело в протяженности времени, что мы делаем это ?  Но когда мы начинаем репетировать, то я всегда нахожу  среди всех них этот невероятный энтузиазм–  особенно в этом туре. Начиная с первого шоу это – классное чувство.

- Ты когда-нибудь отдавал себе отчет в том, что тоскуешь по гастролям ?

- Когда ты дома, то это некая дислокация – «Где я, к лешему ?  Почему я не двигаюсь ?» — и понимаешь, что тебе не надо  делать этого немного. Но со “Stones” я всегда находил, что это некая коллективная жажда. Каждый после тура разбредается и делает все, что угодно, или едет куда-либо. А потом,  после нескольких месяцев, наступает  некий внутренний зуд: «Не сделать ли нам что-нибудь ?»  И обычно я первым получаю телефонный звонок от Мика, но обычно этот зуд чувствую я, и уже заранее жду звонка.  Нельзя заставить фронтмена делать то, что он не хочет делать. Нам нужна его отмашка.  А еще — делать его счастливым. Чтобы делать это, нужна реальная искра от Мика.

- Когда было решено, что ты будешь стоять именно там, где ты стоишь на сцене: это было сколько-либо сознательное решение ?

- Ты знаешь, я всегда был на левой стороне от Мика, с самых ранних концертов в клубах, которые я только могу вспомнить. Не имею никакого понятия, почему. Иногда я перебредаю на сторону Ронни и пробую стоять там, но увы… там  я всегда чувствую себя немного нелепо, понимаешь ?

- В 1964-м мне исполнилось 12. “The Stones” открыли для меня много американской музыки, которую я раньше не слышал. Мадди Уотерс. Хаулин Вулф. Роберт Джонсон.

- Забавно – я только несколько дней назад переговаривался с Бадди Гаем, когда он сделал очень широкий жест, сказав: «Спасибо Боженьке за вас, милые парни, потому что вы реально спасли блюз в Америке. Вы вновь вернули его к жизни». Это было классной штукой, потому что когда мы только начинали в Лондоне, мысль была в том, чтобы принести чикагский блюз в Лондон. В то время мы были немного идеалистами -  ты знаешь, какими обычно  бывают дети, но неважно, как бы нелепо это ни могло звучать —  как жизнь или цель, для нас это было именно оно. Мы вроде как сделали это в Англии, а потом неожиданно за год или два обнаружили, что это переходит обратно в Америку – откуда везут уголь в Ньюкасл.

- Но только если ты не белый парень из пригорода.

- Это мы поняли, когда прибыли туда; эти белые детки слушали тот конец провода, а на нашем конце были все эти невероятные блюзовые штуки.

- Пересматривая хронику группы середины 60-х, я напал на мысль, насколько корневой и сексуальной была фишка группы с самого начала. Крики, бунты – ты когда-либо пробовал понять, откуда все это пришло ?

- Когда ты находишься на приемном конце этого, то достаточно очевидно, насколько это всё корневое и сексуальное и за пределами  здравого смысла. Они определенно не приходили за музыкой.

- Музыку невозможно было услышать.

- Нет. Особенно в те дни – тогда не было сценических мониторов. И 3000 кричащих телок просто могли выдуть тебя из этого самого места. Просто глядя в толпу, ты мог видеть, как копы тащат за волосы телок,  обливающихся потом, кричащих, конвульсирующих. Ужасающе, особенно в том возрасте. В то же время, весь зал, набитый чиксами, вопящими из-за тебя – это не особо гнило, с другой стороны. Потому что за год до этого на тебе никто бы не посмотрел. Но они говорят о нас , а не о “the Beatles” — эти чики уделали всех этих парней. Эти ребята прекратили туры в 1966-м – они были готовы ехать в Индию и дерьмо.

- Я думал о “Rubber Soul”, “Revolver”, “Sgt. Pepper” и “White Album”, и слушал “Beggars Banquet”, “Let It Bleed”, “Sticky Fingers” и “Exile On Main St.”. За последние 20 лет я слушал эти вещи “Stones” гораздо чаще.

- Нет, я понимаю – «Битлз» звучали классно, когда они были «Битлз». Но в этой музыке не особо много корневого.  Мне кажется, их понесло. Почему нет ? Если  вы – «Битлз» в 60-е, то вас просто понесёт – вы забываете, что  хотели делать.  Вы начинаете делать «Сержанта Пеппера». Некоторые люди считают его гениальным альбомом, но я думаю, что это – сборка фигни, типо как “Satanic Majesties” – «О, если вы можете сделать кучу дерьма, то мы – тем более».

- На новый сольный альбом “Crosseyed Heart” ты поместил кое-какую первичную музыку. “Goodnight Irene”.

-  Старую песню Лидбелли, ага.

- Чистота саунда и голоса тут особенно заметны. Всё, кроме блюза, предельно соскоблено и обнажено.

- Спасибо.

- Ты говорил, что сила блюза была чем-то потрясающим, когда ты был юнцом, и это не изменилось.

- Ага. Я чувствую силу, когда слышу её. И есть нечто невероятно сильное в блюзе – сыром блюзе. Но потом — нет ни одной пьесы популярной музыки, которую ты слышишь, где даже в самой странной форме не ощущалось бы влияние блюза. Даже в самом идиотском джингле или рэп-песне – все это навеяно блюзом. Я думаю, наверное, это – самая оригинальная музыкальная форма в мире, если уж  на то идёт.

- Я только что прочитал о том, что Билл Уаймен огорчился памятной табличкой на Дартфордской станции в честь тебя и Мика.

- Да. Я не самом деле не знаю, что на ней написано, но Мик просто на следующий день пришел ко мне  и говорит:   «Ты веришь в это дерьмо, мужик ?  Билл Уаймен жалуется на табличку на станции Дартфорд». Я сказал: «Табличку ? Я думал, там у нас статуя».

- Он взбесился из-за того, что там написано, будто ты и Мик «создали»  “The Rolling Stones”.

- Я знаю, что он обиделся на это — но я не могу понять, почему. Билла не было рядом, когда группа была создана. Группу создал Ян Стюарт – мы все сгруппировались вокруг него. Билл был педоватым, забавным старым факкером, но зачем ему понадобилось делать некий образ публичного заявления по этому поводу… Кажется, Мик прислал записку, где говорилось – потому что Билл родом из городка под названием Пендж – «Билл, если бы на станции Пенджа появилась табличка, где написано, что ты был основателем “The Rolling Stones”, разве мы бы жаловались ?» Но Билл – о, мы весьма любим его, и он был потрясным басистом. Мы не просили его уйти.

- Не каждому охота карабкаться на гору Олимп.

- Здесь немного скученно. Многие люди стараются подняться. В этом бизнесе реально можно однажды пойти спатоньки и думать, что ты – нечто особенное: или бог, или полу-бог, или рядом. Я видел некоторых парней, которые перебороли это, или они просто проходят через фазу. Но другие на самом деле верят, что если ты на ТВ и  перед тобой рассыпаются мелким бесом журналы, то ты на самом деле особенный. В конце концов, они обычно приходят к нелегкому решению, что это не так.

- Ты играл со всеми – от Джорджа Джонса до Тома Уэйтса. Есть ли еще кто-нибудь, с кем ты не играл, а хотел бы ?

- Наверное, с несколькими парнями здесь… на самом деле, навскидку мне никто не приходит в голову. Я хочу сказать, что со всеми теми чуваками, с которыми я всегда хотел поиграть, я знакомился и в конце концов работал с ними. Я очень люблю Тома – он настоящий американский эксцентрик, и  знаешь, нам нужно таких  побольше.  Чудесный пацан, чудесный музыкант. У меня всегда было эта страстная мечта-идея, чтобы сделать “Irene” – я думаю, может быть, когда несколько лет назад Том сделал “Shenandoah”, великую американскую народную песню, и я участвовал в этом – неожиданно я взял в свои руки 12-ти струнку, и тут пришло время для “Irene”. У меня была прекрасная возможность и с Мерлом Хаггардом. Все эти парни, которых я всегда слушал  — замечательная вещь в том, что даже в моем возрасте я живу в местности, где я знаю всех своих героев со всеми их заскоками  и т.д., и по-прежнему люблю их. Чак Берри, Джерри Ли Льюис – братан, если это не Мистер Рок-н-Ролл, то тогда  я не знаю, кто. Литтл Ричард. Я люблю этих чуваков.

- Это странно, что после всех этих лет твоя легенда существует абсолютно отдельно от твоей музыки.

- Я знаю. Нелепая штука по поводу этого – я наверняка более известен  из-за своего имиджа, нежели из-за музыки. Я привык к нему – это как свинцовый шар на цепи, который ты несешь за собой, и это некий парень, которым ты был, быть может, 25 лет назад. Но он всегда здесь.

- Знаешь ли ты, что Хосе Фелициано живет в том же городе, что и ты, в Коннектикуте ?

-Я знаю это, но я никогда не встречался с ним. Наши пути никогда не пересекались, даже несмотря на то, что Вестон  очень маленький город – там есть газовая станция и рынок.

- Так что на самом деле ты – второй лучший гитарист в Вестоне, Коннектикут.

- Пущай будет так. Он намного лучший гитарист, чем я.

- Я так не думаю.

- Нет, я имею в виду, в плане техники, в плане классики. Я не получил такого образования. Я выжимаю из штуки, делая  так, как мне это было сказано.

- Я не знаю очень многого о том, что стоит за звуками, которые я слышу.

- Слава Богу, я тоже. Технические аспекты – мой кошмар – это давать интервью “Guitar Magazine” или что-то. У меня есть мои любимые «топора», о которых я знаю кое-что, но когда они начинают вроде: “Это Gibson S3 ?” – я блять не знаю. У меня всё и так работает.

- У тебя когда-нибудь был начальник с тех пор, как тебя выгнали из школы?

- Нет. Ты говоришь с кое-кем, типа Мика, который никогда, никогда не сказал:  «Да, сэр», — кому-либо или подчинялся инструкциям, которых мы не хотели. Я говорил «да» многим людям только потому, что  уважал их. Но нет, у меня никогда не было босса. Даже мои банкиры и адвокаты — все они прошли через мои огонь, воду и медные трубы.  Даже авторские отчисления идут через это – им просто говорят, что делать. Я прожил тотально свободную жизнь. Они дали мне крылья.

- Жуткая, жуткая вещь.

- Так  и есть,  потому что тут нет правил.

- И тем более границ.

- Икар.


- Ты часто говорил, что ты охотно заплатишь за всё той же ценой. И я верю тебе.

- Да, это стоит той цены. Стать музыкантом – это была мечта,  просто попасть в группу. Тебе было все равно,  даже если ты прицепишься бренчать где-то сзади. Знаешь, я бы с радостью делал это. Мне было бы все равно, если бы я стал сайд-мэном, но все повернулось бы несколько иным образом. Может, все дело в прическе или чем-то еще…

Добавить комментарий