Кит Ричардс: «Песня согревает сердца»

50 величайших книг о музыке

Легенда “The Rolling Stones” и ас-мемуарист Кит Ричардс говорит о  трудностях создания автобиографии и радостях мужской дружбы с романистом (или, как он сам себя называет, рок-н-ролльным «любителем») Джонатаном Лэтхэмом.

Billboard”, 24 сентября 2016.

«Писать о музыке – это нелегкая штука», — говорит гитарист “The Rolling Stones” Кит Ричардс (72), который звонит нам  из своего дома в Коннектикуте. «Это как писать о картине. Вот я взял кисть и смешал немного зеленого и голубого. На самом деле, отразить другой вид искусства в словах – это трудно». Джонатан Лэтхэм знает об этом всё. Музыка является постоянной темой увенчанного литературными наградами романиста: жизнь в гаражной группе в книге «Вы меня еще не знаете»; сила панка и соула в «Крепости одиночества»; “Talking Heads Fear of Music” для серии “33 1/3”; песня “The Stones” “Shattered” содержит в себе секретный код Вселенной в «Хроническом городе». Звонящий из Майна, 52-х летний Лэтхэм, чей последний роман «Анатомия шулера» (издательство “Doubleday”) выходит в свет в октябре – поговорил  о музыке и труде писателя с Ричардсом, который положил удачное начало рок-мемуарной мании своим бестселлером “Life”.

- Я полон зависти. Ты написал хорошую книгу – классную книгу – с первого захода. В ней потрясающий стиль диалога.

- Книга была создана в содружестве с Джеймсом Фоксом, моим старым другом, и большая её часть – это просто наши разговоры. Он предлагал предметы для обсуждения, которые могли всколыхнуть мою память. Он знал, что если заставить меня идти вглубь одного предмета, то неожиданно всплывет кое-что другое, о чём я забыл.  Знаешь, один спусковой крючок цепляется за другой. И это заняло 2 или 3 года. Мы не торопились.

- Это недооцененный писательский трюк: брать в помощники других людей, которые могут заставить твою память работать. В «Крепости одиночества»  я опирался на диалоги с моим братом и другими парнями, которые прошли через то же самое и выросли из уличных детей-учеников публичных школ в Нью-Йорке 70-х. Потому что я сам ни за что не вспомнил бы это всё.

- Точно, и это вопрос нацеленности на предмет. Хотя я должен сказать, что к тому времени, когда книга была закончена, я почувствовал, что будто бы прожил всю долбанную жизнь дважды. Предостаточно было и одного раза! Это было более соковыжимающе, чем я думал — ворошить всю эту ботву.

- Тебя сильно подредактировали в процессе? Было ли здесь много толкаческой работы?

- О да, знаменитый синий карандаш! Многое из этого было по закону, но кое-что – просто, что я не хотел никого обидеть, или задеть кого-нибудь лично, если это не мешало рассказу. На самом деле, мы много почеркали по поводу лондонской полиции того времени. Я надеялся, что в случае со мной сработает закон о сроках давности, но мы не ухватились за этот шанс. Это могло бы быть очень интересно.

- Люди, как правило, ставят твою книгу в один ряд с «Просто Дети» Патти Смит и «Хроники, Том 1» Боба Дилана. Ты их читал?

- Мне понравилась книга Боба, но Патти я не читал. Хотя она – классный писатель, поэт из сердца. Что касаетя книг такого типа, то мне понравилась «Под Кайфом» Эндрю Олдхэма и, конечно, «Реально — Блюз» Мезза Меззрова. Но когда ты думаешь о рок-н-ролльных мемуарах, насколько классными они могут быть? Половина парней большую часть времени не в теме, и они просто не умеют писать.

- Ты когда-нибудь читал роман, который бы верно отразил мир рок-н-ролла?

- Короткий, милый ответ – нет. Люди, которые пишут эти рок-н-ролльные романы, они на самом деле никогда не были на сцене и не делали это. Они могут быть типо вторым временным роуди, и им удалось потусоваться рядом, но мне кажется, что они все стоят на периферии.

- Впрочем, слава сама по себе – это жутко трудный предмет для художественной литературы. Описать в книге или фильме известного персонажа, где ты мог бы сказать, что его искусство реально, или их опыт реален – это практически невозможно. Я был реально тронут тем разделом твоей книги, где вы стараетесь перестроить себя от игры в маленьких клубах до большой сцены, где словно по щелчку выключателя девочки орут, и внезапно вы – больше не группа, а  феномен.

- Это вещь, которую ты понял – то, что ты мог в такой же мере быть и “The Beatles”:  шоу продолжались не более 10-ти минут перед тем, как его оборвут либо копы, либо публика. Это был совершенно нелепый мир.

- Мне нравится мысль, что тут могла быть еще одна история-контрапункт для книги -  история группы, которая начинала, как вы, но осталась в клубах. Наверное, если бы вы никогда не познакомились с Эндрю Луг Олдхэмом.

- Это совсем иной вид амбиции: быть величайшей, самой крутой блюз-группой в Лондоне. И это был наш горизонт. Иногда я думаю, что я мог быть более счастлив, просто делая это так. Хотя, думаю, было бы трудно продолжать делать это в Лондоне спустя 50 лет.

— А я уверен, что дал всем понять в своих книгах, что я — «любитель». Если бы я мог играть музыку, то я делал бы это, и одна из лучших вещей в “Life” -  это тот кусок о твоих гитарных настройках.

- Это было чудесно, тот отклик, что я получил на всё это, потому что я считал, будто это будет реально скучно. «Ну-ка, ты настраиваешь 5-ю струну вот так», —  как будто я пишу, как лучше засунуть или что-то. Так что я был поражен откликом, который я получил от музыкантов и гитаристов.

- Думаю, люди хотели получить твой саунд из своей гитары, и  не знали, как. Они могли глядеть на аккорды в песеннике, но не могли добиться нужного саунда.

- Предполагается, что это – тайна. Важная вещь –  чтобы любить музыку, не нужно быть музыкантом. Всё вращается вокруг слушателя. Я хочу сказать, что кому-то приходится бить в  барабан, а кому-то – мычать мелодию, но то, что песни значат для людей – это согревает сердце.

- Конечно, эта связь значит всё. Единственная штука.  Я никогда не забуду момент в книжном магазине в Милуоки около 20-ти лет назад. Там была 13-ти летняя девочка, бережно державшая в своих ручонках одну из моих ранних книг, которая что-то значила для неё. Это – всё, чего я хочу: значить что-нибудь для юного читателя столько же, сколько значили для меня книги, которые я читал в юности.

- Тогда ты знаешь об этом чувстве!

- Ага, и именно тогда книга становится личным вероисповеданием. Когда ты намечаешь линию голоса, находишь рифф, слышишь бит чего-то,  скрывающегося за этим – некий посыл, некую тайну. Тут ты можешь прочитать это снова и точно не знать, как это работает.

- Жизнь музыканта всегда немного таинственна и неподдельно очаровательна. Это как пиратство; в этом есть мистика. Но когда ты на самом деле вымучиваешь это из себя,  то это довольно сложно.

- Думаю, то, что я по-прежнему идеализирую по поводу игры в группе – это товарищество. Я думаю, что это – настоящая тема твоей книги; в реальности это книга о дружбе. Книга о  дружбе и друзьях, которых у обычного писателя может и не быть.

- Это неотъемлемо, эта связь. Тебе необходимо выйти сюда и сделать это вместе, изо дня в день.  И потому пройти через всю эту другую лажу, через которую проходят парни, имеющие дело с тёлками. Но здесь есть очень сильное ощущение единства между членами групп, и особенно — групп, которые тусят так же долго, как эта.

- В то время как  у писателей нет никого, с кем можно поговорить. Когда ты сталкиваешься с другими писателями, то это «чума». Ты не знаешь, друзья они или враги.

- Это твоя проблема, а не моя!

Добавить комментарий