Старый черт и его Стоунз-чарт

“Uncut”, январь 2002

В этом эксклюзивном интервью Кит Ричардс говорит с Ником Джонстоном о первой «десятке» треков в хит-параде величайших песен «Роллинг Стоунз» по версии “Uncut”. Плюс, Мик Джаггер и Ронни Вуд о своих любимых треках «Стоунз».

Когда телефон звонит, это 21.00, и я окружен кипой альбомов «Роллинг Стоунз» на виниле, CD и кассетах. Я зажег свечи. Играет “Emotional Rescue”. Даже Вуди Аллен сказал бы: «Фу ты, этот парень наклал от страха».

Я ожидаю обычного протокола от менеджера или публициста, который позвонит мне первым и расскажет, в чем состоит план действий, с которым меня приведут к нему. Может быть, что-то даже более совместное. После всего, мы говорим о Ките Ричардсе, в известной степени ходячем олицетворении духа рок-н-ролла, и пожизненном члене (спорно) самой мощной группы мира.

«Это Ник ?»

«Ээ… да».

«Привет, друган. Это Кит».

Голос на другом конце телефона из его дома в Коннектикуте настолько обыден, как если бы это был звонок сантехника. Но именно так все и происходит в течение следующих 70-ти минут.

Вы воображаете, что при личной встрече Кит Ричардс будет неким преступником с большой дороги, шокирующим, даже опасным,  и «ничего, кроме правды».  В то время, как его дикие нарко-дни далеко позади, во время нашего разговора он оказывается на удивление скромным, почти сладкозвучным, возможно, временами немного мистическим персонажем.

В продолжение этого интервью он невероятно общителен, с хорошим чувством юмора и часто выказывающий трогательную обрадованность по поводу песен, отобранных в Десятку “Uncut”.

«Подожди, — просит он в какой-то момент. — Там кто-то у двери. Ты мог бы просто подождать секунду?» Он уходит на пару минут и снова возвращается  к телефону, смеясь.

«Извини за это, — говорит он. – Какой-то полный надежд бойфренд одной из моих дочерей».

И снова хохот из глубин сердца.

«Моим дочерям, — говорит он, — 15 и 16. Я все время ношу с собой револьвер».

И с этим, он начинает снова говорить о “Exile On Main St.” — человек, после всех этих лет по-прежнему безнадежно влюбленный в музыку …

10. We Love You.

Это для меня тюрьма. Мы вышли под залог. Мы считали, что надо собираться в тюрьму, в общих чертах. Это было как последний романчик перед тем, как заскрипит тюремная дверь. Мы подумали: «Ну, понимаете… мы не будем заниматься этим какое-то время». Это было реально низкая точка, потому что мы сделали вывод, что «они» реально прижучили нас. И эта типа обещала стать на какое-то время нашей последней мелодией.

Сколько времени потребовалось на эту запись? Я реально не помню, что особо корпел над ней. Это была настолько медленная песня, что нам пришлось в 2 раза ускорить ее, и все такое. Кажется, это была ритмическая штука. Ники Хопкинс был там, сыграв эти красивые штучки на фортепиано. В самом начале, это была реальная панихида. Нам пришлось как-то там ускорить ее без потерь этого ощущения «погребальной службы», типа, риска летального исхода… В то время, это было вроде: «Давайте отложим в баночку столько, сколько мы сможем перед тем, как дверь захлопнется». Понимаешь? Думаю, что «Мы любим вас, до свиданья» было изначальным названием (смеется).

9. Play With Fire

Это потрясающе, что людям нравится она, потому что она была такой ранней и такой деликатной маленькой штучкой. Это почти что «елизаветинский блюз», в нем есть странный средневековый налет, а также нечто очень похожее на “St. James Infirmary”. Основное, что я помню о ней –то, что это необязательно планировалось как трек. Там был Фил Спектор, взявший отгул от “The Crystals” и “The Ronettes”, и  он играл  на гитаре со спущенным строем. И Джек Ницше, который был аранжировщиком для вещей Фила Спектора, они типа как взялись опуститься до лондонцев! Думаю, что мы были для них типа как легкой передышкой, потому что они увлекались огромными оркестрами и всем таким. Думаю, что мы были интересной маленькой передышкой.

Это было в то время, когда писать песни… ты реально не знал, что ты делал. Не то, что я больше не делаю так сейчас, когда доходит до этого. Я долгое время никогда не думал о себе как об авторе песен в «этом» плане, и потом, я понял, вроде бы, что это была самая интересная вещь по поводу того, чем я занимался. То есть, я просто хотел быть гитаристом. И потом, однажды сочинение стало более серьезным… мне потребовалось, на самом деле, так долго рассматривать себя как автора песен… Для меня, все это было предметом состыковки кусочков вместе и потом угадывания, у кого я их стырил, а потом в итоге я понял, что претерпел влияние, но на самом деле я не был вором.

Что вдохновило песню? Это было некое «ощущение» в Лондоне. Может быть, это просто в то время было в наших жизнях. Мы игрались по соседству, мы рассматривали себя как блюз-бэнд, но в то же время мы надвигались на мир поп-музыки. Как бы, песни вроде “Play With Fire” были экспериментами. Ты типа как наощупь прокладываешь свой путь, постигая то, как писать песни, и с чем это едят.

И, конечно же, ты слушаешь всех, кто вокруг тебя. Дилан тогда только что начал появляться на горизонте. И там были работавшие Джон и Пол. Это был некий подъем в искусстве сочинения песен – или, по крайней мере, в статусе автора песен – и быть способным написать и исполнять твои собственные вещи так, что ты становился самодостаточным механизмом, стало очень важно.

8. JumpinJack Flash

О, еще одна из моих жемчужинок! Это странная вещь, потому что она была вся записана на одном из тех маленьких кассетников, а потом пере-усилена в студии и сыграна снова. Это странно, весь этот мрак в треке. В основном, это потому, что она была записана  самым незатейливым из всех возможных способов. Я взял свою акустическую гитару и просто сплошняком перегрузил ее перед одним из тех мелких микрофонов, которые обычно бывали на тех ранних кассетниках. Ты сплошняком перегружаешь ее, пока она не зазвучит более электрически, чем электрогитара, и «добиваешь» ее обратно через маленький съемный динамик с микрофоном перед ним, а потом накладываешь это на пленку и начинаешь играть поверх этого.

Я добивался саунда в моей собственной спальне, понимаешь, с этой маленькой машинкой. А потом, когда я взял ее в студию, то они не могли этого принять. Так что в итоге я сказал: «Давайте просто сделаем то, что делаю я (смеется) в спальне и посмотрим, что произойдет потом». Видишь ли, чуток экспериментов. Это было безумно. Мы сидели в студии “Olympic” размером с кинотеатр, всем скопом скорчившись вокруг маленького кассетного мага на полу…… ?

Для меня играть “Jumpin’ Jack Flash” на сцене, это вроде: «Пусти меня к ним». Это вроде: «Выпустите тигра!» И ты по-прежнему находишь, типа, новые способы продвигать рифф  по кругу, и в нем просто есть один из тех великих моментальных всплесков. И ты не в силах ошибиться, едва ты «оторвался» вместе с ним. А потом ты просто вроде держишься на его хвосте, и он вроде как ведет тебя.

Как бы, я не знаю, был ли я в курсе того, что создал на том треке свое «именное» звучание. До определенного момента, стиль вроде как сам выводит тебя на себя самого. Я особо не в курсе, как это все работает. К тебе приходит мысль, или звук, или рифф, который, кажется, работает, и как-то это вроде захватывает тебя. И ты вроде как осваиваешь его, даже если приходится сказать: «Эй, мы уже ходили этим путем». А потом что-то внутри тебя говорит: «Ага, но там есть еще чуток больше». Так что где-то это вроде странная штука, тебе приходится становиться известным из-за чего-то, и как-то это ведет тебя обратно к себе самому просто из-за этого факта, и потом ты думаешь: «О, ну же, я просто снова переписываю “Jumpin’ Jack Flash”», а потом ты думаешь, будто просто оттачиваешь ее еще раз. Нову той песне внутри сидит очень милый дух, и в этом – радость ее исполнения. Имея в виду все ее ограничения… в музыкальном смысле, чудесные ритмические возможности по-прежнему сохраняют твой интерес. Штука в том, что с хорошей песней я всегда нахожу что-то новое, и ты спрашиваешь: «Эй, тебе еще не надоело играть ее в 500-й раз ?» (смеется) И если это не так, тогда это – хорошая песня».

7. 19th Nervous Breakdown

“19thNervous Breakdown”, ага, это была классная песня. Как-то она  уходила корнями к братьям Эверли, особенно в бридже. Мик и я всегда очень глубоко уважали Эвов. И мы подумали, что Эвам понравился бы этот бридж.

На нашем первом туре, что мы провели, туре по театрам, это наверняка был реально эквивалент обучения в университете, играя с Бо Диддли, Литтл Ричардом и братьями Эверли 6 недель. Мы, наверное, научились в эти 6 недель большему о том, как и что делать на сцене, и просто маленьким трюкам и штучкам. Обычно мы забирались на сценические перекрытия после того, как сыграли наш кусочек, и смотрели Литтл Ричарда и Бо с Герцогиней и Джерома Грина и Эвов, потому что это был наш первый реальный контакт с американскими черными музыкантами в режиме «день за днем». Мы думали: «О, да, мы соответствуем». И сверх всего этого, непоколебимые энтузиасты вроде Бо, Литтл Ричарда, они были теми, кто подстегнул нас. Для нас эти парни были абсолютными суперзвездами. То есть, мы были просто новичками. А они нас так подстегивали, понимаешь? «Эй, сыграй со мной». Такое подбадривание. Вот когда я начал относиться к этому серьезно.

Я не знаю, был ли Литтл Ричард более важен для меня, чем Чак Берри. Чак всегда был моим мужиком. За исключением, что теперь я знаю мужика, а мне хотелось бы обратного. Кое-как, это одно из моих немногих разочарований в жизни. Мне надо бы сказать: Чак, ты мудак. Разница в работе с личностью более, чем… то есть, я знал Хаулин Вулфа, Мадди Уотерса, Литтл Уолтера, Джона Ли Хукера, практически всех других блюзменов. Они всегда оказывались лучшими людьми, чем ты ожидал. Но Чак – это личность, для меня ты – разочарование. Что, должен сказать, является для меня позором, по-прежнему. Те пластинки, что он записал, по-прежнему для меня – величайшее вдохновение всех времен. Я думаю, что с ним случилось что-то «такое», когда он попал в тюрьму. И он никогда этого не превозмог.

Когда ты проходишь свой пик, то реально понимаешь, что в плане музыки, и настолько далеко, насколько идут музыка и музыканты, это — сверхъестественное сообщество. Ты понимаешь это, эй – знаешь, в конце дня, могильный камень музыканта, самое лучшее, что на нем может быть написано, это: «Эй, он передал это дальше». И знаешь, когда другие парни, моложе меня, подходят ко мне, то ты понимаешь, что ты — просто часть длинной процессии трубадуров, и менестрелей, и бардов, и рассказчиков, и что она ведет в прошлое навечно. Кое-как, ты начинаешь ощущать странное чувство, будто ты – часть этого сверхъестественного братства. Но знаешь, никто не носит карточку. Секретных соглашений нет. Но, знаешь, ты начинаешь ощущать это чудесное чувство преемственности, словно плывя прямо назад сквозь туманы времени. И ты просто один из тех парней, которые рассказали историю и сделали их счастливыми, и спели в песне, а они уже позаботились о тебе — во имя удовольствия от дела.

6. Paint It Black

“Paint It Black”  была этой как бы цыганской песней, которая пошла из меня, и никто толком не знал, что с ней делать, пока Билл Уаймен не сел за орган с бас-педалями, и у него не получился эта типа венгерская, болгарская, румынская вещь… И я сказал: «О, это нечто вроде цыганской вещи». И мы почти записали ее за первые несколько прогонов, а потом сказали: «Типа, это тяжелее, чем то». Но каким-то образом она начала обрисовываться именно в студии. Песня уже была там. Но, я хочу сказать, я думаю, что все началось с баллады.

Брайан на ситаре, я – на гитаре. И то была иная штука: добавлять эту восточную штучку. Брайан, он был великим «прыгуном по верхам». Он мог подобрать любой инструмент и  за 10-15 минут был в состоянии, типа, подобрать основные рудименты чего-то и добавить к этому интересный звук. Это было похоже на “Under My Thumb” с маримбой. Брайан был одним из тех парней, которые скажут: «О, глянь-ка, вот висит связка колокольчиков», и начинал звенеть в них. И мы отвечали: «О-к, ты на колокольчиках!» (смеется) Так что, там у нас был ситар. Думаю, что он только что купил его, или просто случилось так, что он лежал поблизости, и Брайан прихватил его, и он к песне добавил тот дополнительный, несколько «средне-восточный» диапазон.

5. Tumbling Dice

Нас только что вытурили с долбанной родины. Понимаешь, это было: «Тэ-э-кс, извините, вы нам не нужны. Езжайте на хер отсюда!» На самом деле, они просто пытались расколоть нас. Но мы думали типа: «Мы просто переселились за кордон. То есть, это не так-то просто, друган!» Так что мы были типа в изгнании. И хотя это был период, когда у нас начало появляться все больше и больше технических вещей, мы записали “Exile On Main St.” самым курьезным способом: в подвале  с помощью нашего мобильного тягача. Каким-то образом мы просто импровизировали и адаптировались и пытались выучиться жить за пределами Англии.

“Exile On Main St.” был целиком уроком в логистике и познании, а сможем ли мы по-настоящему функционировать без возможности ехать домой ? И можем ли мы взять всю эту штуку на гастроли навсегда ? Что будет происходить в последующие годы ? Для нас это в то время было таким вызовом, потому что мы поняли, что каким-то образом мы превратились в бельмо на глазу британского «истэблишмента». И они реально нацелили на нас все свои пушки. Но вам не сломить хорошего человека. Так что мы подумали: «Мы просто вывеземся из страны и посмотрим, получится ли у нас поплавать где-то еще». Некоторым образом  “Exile On Main St.”  был для нас прекрасной «карой за грехи», а также это был двойной корпус работ. Это было типа: «Фиг вам!» (смеется) Я попробовал на вкус “Wormwood Scrubs” – забудь об этом! Понял ?

Я реально ощущал, что истэблишмент был настроен расколоть «Стоунз». Они поняли, что они слишком жирно умаслили «Битлз», и что они не смогут огреть их, потому что дали им медали. Правильно ? Даже несмотря на то, что те вернули их им обратно, ну… кое-кто из них. Так что, очевидно, мы были теми, по кому они вдарили как следует. В итоге мы были «ароматом года» на протяжении нескольких лет. Не то, что мы не просили об этом в некоторых случаях. Это было вроде: «Ну же, дай нам шанс, друган». И реальный факт, они дали нам шанс, и самый завалящий.  Что на то время было довольно удовлетворительно. Но я никогда не видел смысла смотреть дареному коню в зубы.

И из всего этого получился невероятный альбом. Мы определенно «зажгли». Я помню, как писал “Tumbling Dice”, ага. Я словно вчера был здесь, на юге Франции, в изгнании, с видом на Кап-Ферра (курорт на Лазурном Берегу) и говорил: «А это, в общем-то, не так уж плохо» (смеется). Потому что я никогда и не мечтал об этом раньше. Понимаешь, это было типа работой и заработать кучу денег и вещей. Но это реально не… это не было главным смыслом. Это было, можем ли мы продолжить все это в харю, типо, виду некоей самой прочной основы, против которой ты можешь восстать – непоколебимой Империи ? И вот, как-то так, это в подобном свете – я считаю, что у меня тогда было реальное намерение доказать, что «Стоунз» могут работать неважно где.

Я думаю, может быть, что каким-то образом быть вне Англии впервые и говорить в основном: «О-кей, ты в изгнании» — это добавляло дополнительный кусочек мужества и заставляло группу думать более о планете, чем просто о том, откуда они приехали. Хотя мы и гастролировали тогда немало вокруг Земли, мы внезапно начали ощущать все более глобально. Когда ты подумаешь об этом, а к тому времени мы гастролировали по Америке с 1964-го, и почти каждый день, так что мы говорим о 1971, так что… 6 или 7 лет. Но будучи в Европе и имея время подумать об этом, все мы были охвачены работой на юге Америки и людьми, с которыми мы знакомились, и музыкантами. После всего, там был Грэм Парсонз и кучи других музыкантов, появлявшихся там и сям. И мы начали отражать в творчестве то, что мы увидели и услышали. Понимаешь, часто ты  ездил и гудел «галопом по Европам», и  требуется немного времени для того, чтобы импульс кое-как осел в тебе, ведь нельзя точно сказать, когда он придет и отразится ли вообще. Но, наверное, куча того, что мы сделали за предыдущие несколько лет, работая вдоль и поперек Америки, отразилось на том альбоме.

Я и Грэм Парсонз, мы впервые столкнулись друг с другом за несколько лет перед этим. Эй, если бы мы не были музыкантами, то или иначе стали бы друзьями. Но знаешь, просто произошло так и оказалось, что мы оба вовлечены в музыку. То есть, для парня, у которого никогда не было хит-пластинки, это потрясно, когда мы говорим о нем. У него была эта потрясающая харизма, он был милым парнем для дружбы, и хотелось бы, чтобы он был подольше рядом. Я по-прежнему очень скучаю по нему. Но эй! Что тогда останется на мою долю ? (смех)

4. (I Cant Get No) Satisfaction

Я абсолютно ничего не помню о написании “Satisfaction”, потому что это фактически одна из тех дурацких историй обо мне, проснувшемся среди ночи,  и у меня был маленький кассетник прямо у кровати, один из самых первых – они только что были изобретены, кстати.

Даже не осознавая этого, среди ночи я был словно разбужен, взял гитару, с которой я довольно часто спал – когда один (смеется). Ну вот, как бы там ни было, это была одна из тех редких ночей, когда я на самом деле был один (смеется) и, видимо, я записал около 15-ти секунд “Satisfaction”. Но я не имел понятия и не помнил, что сыграл ее, пока не проснулся и не увидел, что промотал ее обратно к началу, и там примерно было (поет): «Да-да, да-да-да, I can’t get no satisfaction». И это продолжалось около 20 секунд, а потом  перерастало в 40 минут храпа.

И это было только потому, что я позаботился о том, чтобы достать машинку опять и типа сказать: «Ну-кась, как же оно произошло ? Что такое там записалось ?» И вот оно как было. Так что, фактически она пришла во сне… и это должен быть самый простой способ писать песни ! У меня реально нет воспоминаний о том, как я сделал это. Хотя вероятно, мне приснилось, так как я сделал запись во сне!

Думаю, в течение следующего дня или двух мы полетели в Америку записываться. Был ли это “Aftermath” ? Что-то типа этого, в Лос-Анджелесе. В середине тура по Америке. И они сказали: «У нас 9, 12, 11 треков, и нам нужен еще один трек». И я такой сказал: «А вот, у меня есть эта вещичка». Так что мы оттарабанили ее, и я сделал вывод: «Ну-с, для альбома она не годится. Пусть она просто будет демо».

И вот, мы вернулись на гастроли, и неделю спустя она на радио, а я – в Омахе! И я матюкаюсь: «Как вы издали ее, ублюдки ?! Она еще не готова. Это всего лишь черновик». А в это время она – Номер Один, и они такие: «Заткнись, Кит!»

3. Sympathy For The Devil

Ах, великолепная. Она пошла по району. Мы провели эту песню через каждый проклятый ритм, что можно себе  представить ! (смеется) Она началась как фолк-песня, а потом закончилась как самба. Это было интересное упражнение в том, насколько эластичной песня может быть.  И она не единственная из тех, что были написаны как баллады и превратились в один из лучших «рокеров», что ты когда-либо написал. И наоборот! Это был мучительный процесс. Она началась несколько под Дилана: “Please allow me to introduce myself” (поет дилановским голосом). И вот он я, неспешно перебирающий струны. Песни – это забавные штучки в том, что как только они выпали из мешка, то они неизбежно начинают тебя удивлять. Ты говоришь: «Смотрите, у меня появилась вот эта мысль для песни», и ты играешь ее кому-то, и они подбрасывают какой-то другой приемчик, который немного уводит ее куда-то в другую сторону, а потом присоединяется ритм, и внезапно ты понимаешь, что то, что ты считал законченной песней – это только голые кости, миллион возможностей. В определенном роде, ты судишь о хорошей песне по факту, что можешь сыграть ее, скажем, в 15-ти разных стилях. Если она настолько податлива, то это обычно означает, что в ней есть необходимый сок для того, чтобы быть интересной. Я хочу сказать, что Боже, некоторые версии “Start Me Up”, что у меня есть … вы не поверите. Скажем, 45 дублей в стиле реггей! И потом, по какой-то причине, мы типа устаем и играем рок-н-ролльную версию, а потом возвращаемся ради 30-ти реггей-версий и полностью забываем о той, пока не находим ее в 1979-м или 1980-м и думаем: «Да, вот это оно». Похороненное в середине. Кусочек веселья.

2. Street Fighting Man

Да, это еще одна из моего «кассетного года». Да, она вся акустическая. Единственный электрический инструмент в ней – это бас, который я записал наложением. Но с другой стороны, там есть еще 3 или 4 наложений акустических гитар, и типа абсолютно искаженных. Что я понял, это бывают определенные вещи, что ты можешь сделать с акустической гитарой, которые нельзя продублировать на электрической. Удерживаемая долгота нот  и определенный звон в них – там, где электричество все смажет. На самом деле я думаю, что же я сделал — это использовал кассетную машинку в общем-то как звукосниматель. Он не был приделан к гитаре, он стоял типа на метр поотдаль. В те дни на них не ставили этих «автоматических регуляторов уровня записи», которые нельзя перегрузить. Если ты просто все время вывертывал уровень записи вверх, то у тебя получалось просто «грррр». И потом, накладывай на нее запись и накладывай, пока у тебя не скопится эта рычащий мешок с тиграми, и это очень тяготеет к электрическому звуку. И вот, мой кассетник, это было чудесное место, в котором ты мог перегружать вещи и использовать это как «размытие заднего плана». И потом, делай это на пределах его возможностей и переноси все на «большой стол». Это было классно, пока оно оставалось в производстве, пока они не придумали этого чертова «уравнителя» (смеется).

Настроение, в котором я был, когда писал эту песню… я жил в Лондоне весь тот год: 1968, 69. В городе витало странное настроение, все время. Вот когда я также, вскоре после, написал “Gimme Shelter”, и написал я все это в одной и той же временной рамке. Я не знаю, кажется, что я типа пытался отразить Лондон того времени. Это все продолжалось, и я жил прямо в Сити, на Маунт-стрит. В воздухе вилось забавное чувство, и в довершение ко всему, мы были обдолбаны, как черти (смеется).

Думаю, что слова были на три четверти Мика и на одну четверть – мои. Обычно, с этими песнями, особенно в то время, я звонил ему и пел: «Да-да-да… what can a poor boy do… да-да-да» и передавал ему весь «скелет» и все такое, и говорил: «Поработай над этим, мужик». И тем временем,  я работал над другой, пока он заполнял пробелы. Это был некий сценарий. Но потом,  на следующий день, Мик вернулся со словами: «А как вот это, подходит ?» И я сказал: «Ага, это классно!»

1. Gimme Shelter

Это Номер Один ? Реально ? Как потрясно! Это фантастика! Я написал её на квартире у Роберта Фрейзера на Маунт-стрит. Стоял очень серый вечер.  Это было нечто в общем-то просто типа аккордовой фактуры, сначала. Просто идет вверх и вниз. Это странный диапазон. Хотя в реальности, для меня всегда было более важно свое ощущение этой песни, нежели на самом деле то, как она играется в музыкальном плане. Это реально более дух, как-то так. После всего, штормы — это штормы. И кое-как, я думаю, что эта песня… и я типа понимаю, почему она в этом голосовании — Номер Один … Обычно, когда ты пишешь песню в определенный отрезок времени, то понимаешь, что ты записал ее и она прошла через весь процесс, и по одной или другой причине, обычно к лучшему, она поменяла свой курс, но это не особенно то, что ты слышал, когда впервые написал ее, потому что, то есть… ты пишешь песню и потом думаешь: «Давай посмотрим, что думают другие парни». Потому что это реально — часть магии. У тебя появляется мысль, и ты передаешь ее остальной группе, и это то, что группа делает с ней – то, что создает магию. Но я должен сказать, что, наверное, с “Gimme Shelter” и наверное, частично с “Jumpin’ Jack Flash”, они звучали точно как то, что я впервые услышал в своей голове, когда сочинял их. И вот так пластинка  подходит ближе к этому, чем все остальные.  Так что, для меня то, что она №1 – это большая благодарность. И я в целом согласен с вашей «Первой десяткой».

Есть ли какие-нибудь другие, которые я бы включил в нее? Я думаю об этом, но это настолько сложно, потому что они все – мои младенцы. У меня есть бесконечные листы бумаги, все перечеркнутые. Та Первая десятка, что выбрали вы все — это в общем-то неплохой список. То есть, вы спрашиваете меня, какая песня «Стоунз» моя любимая,  и мне неплохо бы сказать, что это – та, над которой я работаю сейчас. И что касается тайны «Стоунз», то это… это некая яростная лояльность друга к другу и отсутствие желания уйти!

Я имею в виду, каждый немножко стареет, но никто реально не ощущает, что внутри больше ничего нет. Мы по-прежнему ждем, когда группа вырастет. Даже несмотря на то, что в итоге нас осталось только трое (смеется). Существует непреходящая любовь  к тому, что мы делаем. Это реально главный ингредиент. Вся гадость, через которую ты проходишь – то есть, а бросает из огня да в полымя, и в то же время нас лелеют, обожают и все такое. И насколько плохо это может быть ? Мы по-прежнему здесь из-за публики. Мы не остались бы здесь ни по одной причине, кроме как из-за всех этих «других».

А теперь… чарт от Микки

Это очень тяжело – взвалить данную обязанность на меня. Мне нужен список. Я могу назвать только самые очевидные. Или самые забытые. Я не знаю, какие 10 песен – лучшие. Я избегаю задачу, потому что я не умею думать. Кое-какие действительно тебе надоели, потому что ты играл их столько раз. Естественно, “Satisfaction” – это великая песня. Но теперь она существует для меня в другом плане. Она была перепета мною до смерти, и ее переиграло так много других людей, что я не могу даже близко приближаться к ней. Мне нравятся “Sympathy For The Devil” и “Ruby Tuesday”. Но есть и тонны других. Мне нравятся некоторые из более недавних баллад, вроде “Out Of Tears”. Думаю, что они столь же хороши, сколь и старые вещи.

Штука о песнях, что они случаются в определенные времена твоей жизни, и ты помнишь их из-за этого. Кинофильмы не обладают тем же свойством, потому что они слишком длинные. Но 3-х минутная песня может напомнить тебе о периоде твоей жизни – о лете, или о Рождестве, или о любовной интрижке, или о чем угодно еще. Мне говорят: «Я потеряла невинность под “Beast of Burden”». Вот спасибо, что поделилась этим со мной! Это…уф-ф, реально интересно. И это, очевидно, часть саундтрека к их жизни. Вот что я могу присовокупить вам к песне и заставить почувствовать, что это – лучшее, что вы когда-либо слышали.

Моя проблема – то, что у меня абсолютно иные отношения с песнями, потому что я ношу их всюду с собой. Я знаю их слишком хорошо. У Чарли есть эта большая книжка со всеми бутлегами, описанными в ней. И я как-то поспорил с ним, что смогу спеть каждую песню. Я сблефовал. В реальноси я не могу. Но обычно я в силах напеть первую строчку (смех). Так что, я избегаю «Первых десяток». Но я составлю ее для вас. Я сделаю это…

  1. Gimme Shelter.
  2. Wild Horses.
  3. You Can’t Always Get What You Want.
  4.  Sympathy For The Devil.
  5. Midnight Rambler.
  6. Honky Tonk Women.
  7. Out of Control.
  8. Sway.
  9. Undercover of the Night.
  10.  Miss You.

… и от Ронни

Понимаете ли вы, насколько это сложно ? Я вообще никогда не прибегал к каким-либо, типо, отсылкам. У меня нет полного списка типо 400 песен. Просто навскидку я урезал их до 13-ти, а теперь еще и до 10-ти. Но это очень тяжело – урезать. Это ужасно тяжело. Я просто стараюсь чуть углубиться и побыть в этом плане дебилом, и не говорить вроде: «Мне стоило бы упомянуть, шта-а…»

1. Sister Morphine

2. Sympathy For The Devil

3. Black Limousine

Это вроде суммирует блюзовые корни, и в ней есть маленький, ну очень, призыв «Проснись и давай р-рок-н-ролл», и она была спланирована для моего вИдения группы «Роллинг Стоунз», играющей трибьют типа слайду, и Мадди Уотерсу, и Джимми Риду – и  в ней есть маленький кусочек всего на свете, и нелепый темп вроде того, что есть у Джимми Рида. Это жанр «от балды», и потому она так мила. Когда это работает, то она довольно живенькая.

4. You Got The Silver

5. No Expectations

Эта – очень меланхоличная. В ней типа присутствуют блюзовый элемент и некоторая мелодия, и они дает мне шанс поиграть чуток слайдом. Не то, что мы играем ее особо часто. Наверное, мой их любимый альбом – это типа эры “Beggars Banquet”. Обожаю все это.

6. Miss You

7. Factory Girl

8. Out Of Control

9. 19th Nervous Breakdown

Я не знаю, почему. Это просто как-то подводит их итог, и в ней есть кое-какие классные гитарные приемчики. Думаю, что я впервые услышал ее по “Ready Steady Go!” или “Thank Your Lucky Stars”, или что-то. И по радио. Не знаю, почему. В ней просто есть некое «движение» типа старого дурдомского эха в духе Бо Диддли, и мне действительно нравятся здесь гармонии Мика и Кита. И когда я играю ее, то это всегда замечательно. На самом деле, время, когда я был в колледже, говоря сам себе: «Однажды я попаду в эту группу» — когда мы играем ее вживую, то ко мне приливает все это снова. Они изучают меня глазами, и такие: «Хорошо, пацан, ты сыграл ее в общем не слишком плохо; более того, ты сыграл ее хорошо!» Мы играем ее не так часто, как мне бы хотелось. Но с вещами вроде этой я получаю некое «вознаграждение». Я склоняю их сыграть на репетициях “Come On” и те, все первые пластинки и обратные стороны. Они реально получают наслаждение от исполнения их, тайком, но их очень трудно пропереть на это дело. Но на уж на эту-то я реально могу их пропереть!

10. Far Away Eyes

Добавить комментарий