Я не знал, куда мне деть себя. Все закоулки моего города давно, еще с детства, были мне знакомы наизусть, хотя с тех пор очень многое переменилось и, увы, не в лучшую сторону. Те места, что в далекие годы нравились мне своей задумчивостью, были невозвратно потеряны под слоем раствора и штукатурки. Мне хотелось уехать куда-то… далеко, где я никогда не был, где никто меня не знает, однажды ранним утром, засветло, чтобы никто не заметил моего исчезновения… Но это были только мечты, и мне оставалось только предаваться им в часы меланхолической серой погоды… Когда с неба едва краплет, и от этого хочется плакать. Я решительно не знал, куда мне уткнуться, где спрятаться… но главное – от чего ? От самого себя ? Я задавал себе вопрос за вопросом, но тщетно… безответно. Я не мог понять себя сам. Хотелось заснуть долгим летаргическим сном без сновидений… или нет, со снами цветными, яркими, интересными и мимолетными, как пух обдутого одуванчика… Но днем не спалось, впрочем, как и ночью. Я искал место, где можно уединиться и побыть одному… или наедине со своими грезами. В моем городе этого уголка я не видел. Все надоело.
Но все-таки каждый вечер мои ноги неудержимо несли меня в парк. Он располагался недалеко от моего жилища, но настолько мне примелькался, что я почти забывал о его существовании. За короткое лето он успевал мне поднадоесть – главным образом, обилием посетителей, гулявших тут и там и мешавших мне предаться своим мыслям. Теперь, к осени, он опустел и обезлюдел, став словно цитаделью иного мира… необитаемого, холодного, загадочного. Эти броские эпитеты словно сами появляются в моей голове, когда я вижу его ограду издали. Летом это было самое обыденное место, пусть и дарившее радость от общения с солнцем и зеленой природой. Теперь парк вставал передо мною, как некая обитель вселенской печали и мрака… звучит, наверное, слишком громко и неестественно. И этот сумрак теперь, поздней осенью, как никогда ранее, отвечал моему внутреннему настрою. Хотелось погрузиться в этот сумрак с головой… и жить этой секретной жизнью – жизнью оголившихся растений и деревьев, спрятавших далеко вглубь себя тепло и молодость побегов, ждущих холодов и снега… открывших свои голые ветви дождю… так они напоминали мне идущих на казнь людей, хладнокровно подставляющих шею под лезвие топора.
Влажный, тяжелый и свежий воздух осеннего парка будил во мне мириады мыслей, которые рождались и умирали, подобно каплям прибоя у песчаного берега моря. Я не успевал следить за их потоком, неудержимым и приятным. Подумав о чем-то одном, я сразу же перебегал на другой предмет, но при этом прежняя мысль еще звучала контрапунктом, как побочный голос в фуге Баха. Я сам не мог уловить себя на переходе из одной мысли в другую… в то время как ворох уже подуманных мыслей все увеличивался, и их безмолвное движение сообщало новым мыслям дополнительную скорость… Мои мысли были подобны дождинкам, которые не успевали растворяться в луже, попадая туда по воле непогоды, но уже теснили новые и будущие круги на грязной водице от следующих и будущих капель… Деревья в парке дышали и вздыхали под потоком влаги, словно на кончиках их ветвей уже сидели их собственные мысли, словно струйки березового сока, идущие из недр дерева… и я хотел взять и влить их мысли к своим.
Мне казалось, что деревья знают, о чем я думаю, но я не знал, о чем думают они… Однако они явно чувствовали все то же, что чувствовал во время прогулки по дождливому парку я… Словно они хотели передать мне некое тайное знание, в которое они были посвящены, еще являясь маленькими ростками… и мне казалось, что эти нагие ветви тянутся ко мне, чтобы обнять меня и понять. Зацеловать меня губами-листьями, влажными от моросящего дождя – теми, что еще остались на одиноких ветках… Казалось, что не небо плачет, а они… и капли дождя, попадавшие на ветви, отскакивали почти вертикально, достигая моего лица… и тогда плакал и я.
Я приходил в парк в послеобеденные часы, но так как осенью сумерки с каждым днем надвигаются все раньше, в один из своих привычных часов среди деревьев я обнаружил, что меня почти полностью окутала пелена тьмы. Старые фонари в парке давно не горели; лишь где-то чуть поотдаль мигало освещение близлежащих жилых домов, казавшихся огоньками огромного парохода среди ночного океана, который заблудился среди рифов… это странное свечение — ореол казалось мне потусторонним… электрический свет преломлялся в дыхании парковых деревьев и становился матовым, почти как Млечный Путь… и порой на мгновенье мои глаза застилала мутная пелена, заставлявшая меня чувствовать себя пьяным от этого воздуха и едва брезжащего света…. Мне безумно хотелось остаться в парке на всю ночь, растянувшись на ковре из мокрых листьев и трав… я чувствовал себя почти, почти посвященным в это Тайное Знание, которое с каждым моим новым визитом все обещал мне приоткрыть парк. Но темнота неожиданно пугала меня, и я торопился вернуться домой.
Придя домой, по вечерам я надолго оставлял включенным ночник в противоположной стороне комнаты, чтобы повторить этот эффект матового света хотя бы в такой отдаленной имитации…. И часами лежал без единой мысли в голове. Казалось, деревья напитались мыслями и образами от меня каким-то тайным, им одним ведомым способом…. И я не уставал спрашивать себя: о чем мне подумать и помечтать сегодня вечером ? Какой сон я хотел бы сегодня ночью увидеть ? В этом странном, полу-сомнамбулическом состоянии я пребывал, пока не приходило время стелить постель и ложиться спать. Тогда я тушил свет, и смутные образы, посещавшие меня этим вечером в парке, начинали снова приходить мне на ум… но уже несколько видоизмененные, дополненные чем-то неуловимым, чего я во время прогулки не замечал. Мне хотелось взлететь, вылететь из дома и парить над парком, и присесть на ветки его деревьев малой птицей… и петь там всю ночь в тиши, и слушать, как моей песне вторит эхо и еще что-то, чему нет названия на человеческом языке… то, что можно одновременно и услышать, и увидеть… и в то же время ничего из этого одновременно.
Но приходил сон, и большую часть ночи меня словно не существовало на этом свете: я мог чувствовать лишь то, что ничего не чувствую…и наверное, не чувствовать и этого. Словно бы меня и не было вовсе на свете; и я ощущал, что я отсутствую… и ничего не видел и не слышал в этот момент. Мне было немного жаль себя в этом состоянии… и все-таки я завидовал себе потому, что не испытывая никаких приятных чувств в эти мгновения, я одновременно и не страдал – ни от боли, ни от тягостных мыслей, ни от чего бы там ни было еще.
В одну из таких ночей я оказался в парке, как мечтал. Только мне до сих пор не понятно, остался ли я там на ночь, либо же это приснилось мне. Скорее всего, я мог задремать на скамейке… но почему я не ощущал холода промозглой осенней ночи ? Почему я наутро оказывался одетым в плащ и резиновые сапоги, сидя на краю неубранной постели ? Я не могу сказать этого сам себе… Лучше я попытаюсь вернуть в памяти все то, что я увидел в эти несколько чудных бессонных ночей…
Я остановился на середине дорожки, меж густых сосновых деревьев, где виднелась прогалина к небу. Стояло полнолуние. Я никогда не был суеверен, но светящийся шар на небе всегда наводил на меня мысли об инопланетянах, а не волках-кровопийцах и ведьмах… Сколько я провел в таком положении: полу-смотрящий вверх, полуз-абывшийся в туманных мечтаниях, стоящий один-одинешенек среди мокрых деревьев, едва покачивающих нагими ветвями, слобно зябнувших от ночного ветерка ?… но внезапно меня окликнул тонкий детский голос среди темноты и безумно-желтого света луны.
- Привет! – сказал голос.
Я испугался, но не самим фактом присутствия в ночном парке еще кого-то кроме меня… а самим тембром голоса, очень музыкальным, словно не человеческим, а исходящим от какого-то загадочного антропоморфного инструмента, еще неизвестного в этом мире. Перво-наперво я выключил поток своих мыслей и перевел взгляд с луны на неопределенную темноту вокруг меня. Рядом никого не было. Возможно, мои глаза устали от лунного света и просто ничего не заметили в результате аккомодации ? Но голос звучал так близко и отдавался призвуком в стоявших рядом стволах деревьев. Моей первой мыслью было побежать без оглядки…. Но, как ни странно, луна светила в небе, не освещая ни мою дорожку, ничего вокруг, вообще не отражаясь ни на одном предмете… и поэтому при первых шагах я запросто мог бы разбить себе физиономию. Поэтому я взял себя в руки и нетвердым голосом промолвил первое, что пришло мне в голову:
- Где ты ?
Полминуты я стоял без движения, молча. Мне уже стало казаться, что детский голос мне послышался, и я расслабил свои мышцы в надежде неспешно добрести домой. Однако так же неожиданно, как и в первый раз, голос снова зазвучал:
- Я вижу тебя!
Я посмотрел вокруг себя и ничего не увидел. Но воображение пришло мне на помощь, и чтобы не потерять сознание от испуга, что я могу говорить с призраком или иным представителем потустороннего мира…. Я представил себе толстоватого мальчишку в комбинезоне и круглой шерстяной шапке, с лицом, похожим на лицо среднестатического ребенка 6-7-ми лет… глуповато улыбающегося мне в лицо, в то время как глаза скрывают некую мудрую насмешку изрядно пожившего старца. Итак, этот образ возник внутри моего сознания, в то время как глаза наблюдали только почти полную темноту окружающего меня парка… Я подумал, что так мне будет легче перенести страх. И решил задать вопрос отчетливому голосу ребенка… несуществующего ребенка из моей головы.
Внезапно я поднял голову, чтобы еще раз посмотреть на диск полной луны. К моему огромному удивлению, лицо упитанного дошкольника из моего воображения спроецировалось на её поверхность! Я видел его, словно с экрана, в желтоватом свечении, на фоне лунных морей, как бы наложенное на саму луну. Ребенок улыбался и хитровато, но отнюдь не нагло, смотрел мне прямо в глаза… как слегка напроказивший шалун. Я опустил голову в смущении.
- Ты помнишь ? Шел снег….
Эти слова принадлежали уже другому голосу – женскому. Я поднял взор на луну, но лицо мальчика исчезло так же быстро, как и появилось.
- Ты стоял у ограды и плакал. Шел снег…
Мне показалось, что этот голос прозвучал где-то у меня за спиной, но так же отчетливо, как и голос ребенка.
Шел снег. Или мне это казалось ? Снова стоял вечер. Ветер легонько дул, развевая ветки деревьев и полы моего плаща. Мне было холодно. Но я стоял и стоял. И не думал ни о чем. Или мне казалось, что не думал ? Время катилось медленно, мелкие снежинки налипали на ресницы, небо было темно-серым и безучастным. Где это было ? Неужели тут же, у ограды парка ? Я не мог припомнить ничего похожего. Снег был больше похож на дождь, и мне нравилось, что он падает на меня. Я не чувствовал ничего. Или мне так казалось ? Я стоял у ограды. Плакал ли я ? У меня не было на это сил. Как и сил на то, чтобы развернуться и уйти прочь. Я видел ограду и серые силуэты деревьев за ней. Я видел мокрую землю и пожухшую траву. Природа умирала, или скорее готовилась ко сну. Мне хотелось лечь на эту мокрую землю, свернуться калачиком, заснуть и исчезнуть навсегда. Но зачем ? Я не мог вспомнить.
Чей голос звучал за моей спиной ? Он был очень знакомым, но словно проснувшись ото сна, я не мог сразу же определить, где я его слышал, и восстановить все подробности сновиденья, в котором он сопутствовал мне.
Луна все светила и светила. Внезапно часть ее скрылась за облаком и открылась вновь, подобно тому, как моргают человеческие глаза. Я стоял и ждал, что женский голос еще что-то скажет мне. Но было все так же темно, сыро и тихо. Казалось, луна заснула.
- Возьми меня за руку.
Это прозвучал голос ребенка. Внезапно, в тишине, когда я и сам будто бы спал, стоя перед лунным диском и медленно замерзая.
- Но где ты ? Где твоя рука ? Я не вижу тебя.
Эти слова я не сказал, а подумал. Или мне показалось, что я подумал ? А вместо меня ответил там, в темно-синей тиши неба, кто-то, мне совершенно незнакомый, но моим голосом.
Внезапно я понял, с кем говорю. Это была сама Луна и ее сын – лунный ребенок. Почему не настоящая женщина ? Она вполне могла привидеться мне в лунном свете, как некий призрак или мечта. Но откуда она знала меня ?
- Я видела, когда ты страдал. Когда ты плакал, я ночами смотрела на тебя. Но ты не видел меня и не хотел видеть. Ты был поглощен своими грезами. Я собирала твои слезы в особую емкость. И как Изида от семени мертвого Осириса, я забеременела от твоих слез. Моё дитя – это и твоё дитя…
… Вот какие странные вещи чудились мне, когда я стоял в полудрёме и глядел на луну. Все это казалось мне просто сном. Но я упивался им и не пытался проснуться. Речи Луны гипнотизировали меня.
И теперь всякий раз, когда я отхожу ко сну, мне снится Луна и ее сын, мой и ее ребенок. Но я не вижу его лица, а слышу один только голос. И этот голос неизменно просит меня:
- Возьми меня за руку.