Изгнанные голоса

*Величайшее насилие, содеянное с человеком в нашем
Обществе – это конфискация его публичной жизни.

Дэвид Смэйл, «Заботясь»

1.
Весь в шрамах и истощенный до этой хрустящей строчки
Ты наконец-то голос, который они не заставят замолчать.
Это как если бы я споткнулся о могилу Вийона**.
Ночь перед обещанной виселицей:
Рот, близкий к земле, настаивающий на словах
Но в канун Нового Года я вижу заику-гостя
Несущего пахучий карри и прохладный мятный
В надежде подарить удовольствие
С этим кликом твоего отсутствия ощущаю редкостную потерю.
Я чувствую безнадежность своих Святых даров.
Когда Новый Год подходит
Наши чокающиеся стаканы установили настоящую связь.

2.
Весна в этой провинции
Я наполняю свое внимание крокусами:
Гнезда оперившихся птенцов с раскрытыми клювами
Упертые зевы апологетов
Вагинальные призывы
Этот сад обладает моими последними метафорами
Тот акт колонизирующей пустоты
К которой я теряю интерес.
У меня есть любовница с косами
Как водопад в тени дерева
И тэ дэ.
Она безразлична при дневном свете
Где я выделяю средства под наблюдением
Одобренные образовательные нужды
Одобренных учащихся.
Мое тело предоставлено для –
Моих зубов, моих кишок, моего видения
Я учусь пользоваться
Проверенными мусорными баками
С моими снами: пляжи – дольки дынь,
Горячие скалы*** над морем
Дурно пахнущие ночные клубы
И концерты с восточными солистами.
Мой транспорт – это двойной карбюратор
Подвесной распредвал, 4-х колесный привод
Автоматическое купе. У меня есть
Права случайного водителя,
С которыми я учусь мухлевать.
Я фантазировал о тебе
Как о ком-то, кто поймет
Единственном читателе
Единственной вещи, что я пишу
Ты здесь ?
От тебя я взял лишь тишину
Так долго… Репортажи
Из твоей провинции
Проверенные и депрессивные
Мне нужен твой голос. Я пойму
Любой код. Если ты не напишешь,
То я расшифрую.
Два блестящих черных дрозда
Дерущихся за место. Они делают
Эту лужайку эмблемой
Полета непокорной
Памяти. Некоторые идеи должны быть
Общедоступны, как птицы,
Яркие и дерзкие, как в
Отдаленных регионах их обращения.

3.
Каждую ночь меня посещает
Призрак похоронной нежности:
Во вспышках и спазмах
Она вкусно кладет мне слова на язык
В глубокие потерянные часы сна,
Исчезая, когда я просыпаюсь, чтобы говорить
Когда я исхожу своей яростью, как пес
Сквозь лесистую местность Цезаря
Она ловит мое дыханье с начатками
Тающих мелодий, у которых нет развития****
Внезапно на моем магистерском зеленом
Стуле, где я неподвижно предаюсь размышлениям
Среди наших наивных намерений, сидящих в засаде
Она вводит мне внутримышечно
Насыщенное всепрощение
Вскоре раскалывающееся
Мы так тщательно выбирали не те орудия
Из Имперского каталога
Если со мной случится последнее путешествие
То это будет добыча руд из недр души
Сопровождая ее с любовью
В никем не занятый свет
Дабы стать спазмом в сердце Цезаря,
Его фатальной промашкой

4.
«Политический контекст нашего фиаско»
Я изо всех сил пытаюсь держать твои слова близко к сердцу
Но они – как осенние птицы
Стремящиеся куда-то еще и поспешно исчезающие
Они оставляют меня в моем привычном ландшафте:
Маленький мальчик с руками в брюках или на девушке
Ожидающей щипка
Мы попробовали геройский мир арены и конференц-зала
Но я никогда не ожидал другого или большего
Чем то, что происходит в этой комнате:
Письменный стол на семи ветрах и молчащий телефон.
Это репетиция смерти
К которой я был всегда готов
Едва выживший, отдавший или волнующийся
И заставил ли я дрожать Цезаря ?
Несколько предлогов свободы, несколько часов
Давая людям слово, впуская в эфир их мечты с узорами
Находя слова, которые не вычеркнут из десяти других
Нам не позволят сказать эти слова еще раз.
Я ждал джаггернаута на мои запястья
Я вижу тебя в роли Сизифа, мир – твой камень
Работая плечами по пути вверх, в свете рампы истории
Но для меня он всегда был тьмой. Я всегда был один.

5.
К нам относятся, как к дурачкам
Ставя довольно невыполнимые задачи
У их комнат, где Серебряная Книга*****
Блестит, как клинок.
Какое понятие они имеют о наших мечтах ?
Мелкие форшлаги и завитушки
Вокруг железной мелодии
Они платят нам, и жить просто
Проще простого.
Наша комната для маневра
Кривится внутри наших собственных
Противоречий.
Наша энергия бичует сама себя
С помощью стратегических кнутов.
Мы наполовину более умны.
Жалобы, круглые скобки, заметки на полях,
Ироническая игра слов
Они прошли прямо cквозь врата
К сердцу страха
К Городу-центру самолюбви
Улыбаясь из своих танков.
Посмотрите на наших сестер с их
Венками и воздушными поцелуями.
Посмотри. Там твой отец.
Металлическая перьевая ручка
Стучит в нетерпении
О твою ежегодную распечатку.
Кому нужно слушать подобные вещи ?
Они относятся к истории и теории,
И гарантируют лишь умения
Мягкую подстилку для имени.
Проведи с этими штучками академотпуск
В продолжение которого мир
Повернулся бы чуть дальше
Вне зоны доступа, в которую
Ты вступишь, зажмурившись
Везунчик в поисках своей позиции
По-прежнему вакантной, скоро истекающей.

6.
Мой паспорт говорил: «Британский»
Я презирал его.
Башмаки, топающие по континентам
Наручники, бесчувственно щелкающие
В конце джунглей.
Я хотел написать: «Английский»
По причине его неуловимой музыки
И чувственных долин,
Их извилин и поворотов, и
Лаконичного сердца, которое не локализуешь.
Но этого бы никто не потерпел
Им пришлось переселить меня
Как фолк-песню, в новые декорации,
Атональные и без атмосферы.
«Британские» на это способны.

7.
Если б у нас были слова вроде «камера»,
«Допрос» и «был застрелен»,
Наверное, мы бы поверили в себя.
Трудно жить в смазанной акварели
Затертых фазах жизни
На что нам жаловаться ?
Кроме как на все, что есть ничего ?
Мы обязаны жить с этим
И думать, что нам повезло
Если мы скажем за себя
Это поэзия без ограничений
Хождения. Если за других
Допущение. Тишина всегда была
Достаточно неплоха. Она порождала нас
И оплачивала путь среди книжных полок.
Если мы учили другие языки
Мы должны пойти туда, чтобы говорить на них.
Жизнь лежит пред нами на блюдечке.
Неважно, чья голова на ней******
Наше наказание – что не наша.

8.
У меня отрезвляющие новости:
Год спустя после отмены рабства
В старой империи
Загубленные души пришли и завыли
У хасиенды
Их бывшего хозяина
Моля о подневольной службе
Они предоставили книгу
С шестистами и двадцати тремя причинами.

Наверное, пришло время
Выращивать то, в чём сады не остались нам должны.

9.
Хотя наша тема – это боль, заметно
Она похожа на прогулку в любимом саду
Указывая на особенности цветов
И кивая головой. Можно я расскажу тебе, что твое намерение
Обидеть своими яростными метаниями не будет
Похоже на проклятие ни на йоту. Для тех, кого ты
Ранишь, ты никогда не был никем иным, кроме как
Разнящимися показателями в красном и голубом
Столбиках. Твоя ярость, та трещина вдоль твоих волос,
Что твои руки делают в пору вроде этой, или как ты
С болью испускаешь определенные слова — эти штуки
Бесчисленны, и это позволяет им найти
Прибежище в настроях тихого удовлетворения
В комнатах, обитых тяжелыми панелями.
Главная наша забота
Должна быть: Как мы остаемся ? Наступит момент,
Когда делают шаг с кромки своих тайных мыслей
И женщина, от которой не ждут внимания,
Вымыв их чашки, слушает. Солнце приготовит
Листы обивочного картона, и им придется на что-то смотреть:
Друг на друга – по-иному, или на каракули
Цветущие по краям их минут. Это есть то
Где я предполагаю обитать, отщепенец по крови.
А будешь ли ты там со мною ? Давай попробуем ?

(с) Брайан Джонс. Из сборника «Freeborn John». London, 1990
___
*   Явный отсыл к «Изгнаннику на главной ул.» ?
**  Вийон, Франсуа – поэт XV века, первый французский лирик позднего Средневековья.
***  В оригинале: hot rocks — вспомним хрестоматийный 2LP-сборник.
**** «Брайан действительно пробовал писать песни дома в Виндзоре. «Я помню лучик света, который озарял его лицо каждый раз, когда он сочинял то, что ему нравилось, — вспоминает Линда. – Сочинять ему было очень приятно. Словно он разговаривал с кем-то. Он всегда сочинял стихотворения и слова для песен на маленьких листках бумаги. Конечно же, они нравились мне. Они были романтичными, почти спиритуальными. Его песни были похожи на песни Донована – о своих чувствах. Но Брайан никогда не говорил: «Я покажу ребятам вот эту», потому что он был очень неуверенным в себе. Он считал, что его вещи были слишком сентиментальными. Я подбивала его играть свои вещи, но Брайан говорил: «Они не окончены». Это была его отговорка на все время. Так он все свои песни и оставил с собой». (с) Афтел, Мэнди. Смерть «Роллинг Стоуна», или история Брайана Джонса. Лондон, 1982
***** Серебряная Книга (Silver Book) — издание Британского гериатрического общества с рекомендациями по уходу за пожилыми людьми.
****** Сравним со строкой из “Saint Of Me” об Иоанне Крестителе, где «сбылась мечта Саломеи о том, чтобы его голова лежала на блюде».

Добавить комментарий