«Поосторожнее с ностальгией!»

Газета «El Pais Semanal», 4 ноября 2001

- Вы говорили как-то, что альбом «Богиня при дверях» («Goddess At the Doorway») — самый личный из всех созданных вами ранее. Когда знаменитость высказывает в своих творениях большую искренность по отношению к слушателю, чем обычно, он как правило начинает думать, что это — очередной «звёздный» образ…

- Я записывал «Goddess» у себя дома, во Франции. Видимо, поэтому песням в известной мере присуща доля прямоты; мои аккомпаниаторы, профессиональные музыканты, начав разучивать какую-нибудь композицию, к моменту завершения работы над ней давали новое направление моим идеям. Я постарался сохранить песни такими, какими они пришли мне в голову, и только потом мне стали помогать друзья, например Боно или Пит Таунзенд. Этот альбом — путешествие внутрь меня, потому что я оставался один во время творческого процесса.

- Писатель Скотт Фицджеральд оставил такие строки, что в американской истории нет «вторых актов», как в театральных представлениях. В поп-культуре любят неожиданные возвращения. Это — что-то новое для «долгоиграющего» Мика Джаггера ?

- У меня не было времени строить планы о возвращении на сцену, потому что я не покидал её.

- В упомянутом альбоме вы предстаёте ранимым и поёте о своих личных неудачах. В финале диска вы восклицаете (и это сюрприз — слышать такое от Джаггера): «Мне следует учиться».

- Подобные вещи мы говорим женщинам! Трудно сдержать слово…

- Чему же, как вы считаете, вам следует поучиться ?

- Когда начинаешь работать над новым проектом, будь то фильм «Энигма» или альбом «Goddess», всегда приходится чему-то учиться. Я не знаю, чему мне нужно учиться.Но я считаю,что если находишься в поиске, то всегда находишь что-то новое.

- В альбоме «Goddess» звучат ритмы, характерные для «Rolling Stones». А могли бы вы не обращаться вообще к музыкальной стилистике группы ?

- Записывая сольный альбом, меньше всего хочешь, чтобы он получился похожим на «Rolling Stones». Это большой вызов, хотя если потом получается схожесть с творениями группы, не очень расстраиваешься. Просто пытаешься представить себе, будто «Роллингов» никогда не существовало.

- В нескольких песнях вы поёте о бегстве от действительности. Альбом похож на мотель в пустыне, на музыкальный приют для заблудившегося в этой жизни…

- Не думаю, что я сделал подобный акцент на диске. Но так можно говорить о песне «Hide Away», а также «Too Far Gone» и «Lucky Day». Разве каждому из нас не хочется иногда стать инкогнито аж до конца света ?

- Вы имеете в виду, что тогда не останется в живых ни одного журналиста?

- Конечно. Но с другой стороны, мне не нравится быть полностью изолированным от мира. Мне нужна энергия других людей.

- Песня «Don’t Call Me Up» — одна из самых мрачных вещей, которых вы когда-либо написали. Хотя она повествует о конце взаимоотношений между любимыми, её смысл можно перенести и на других, например, «Stones». Вы написали эту песню в конце последнего турне группы? Что, так трудно было прекратить гастроли?

- Очень. Ведь наверняка не знаешь, сможешь ли сделать это снова. Я бы не желал прекращать выступления, но однажды это придётся сделать. Сейчас я не уверен, вернусь ли на сцену. Мы были на гастролях 2 года, а это очень долго.

- Много лет назад вы спели: «Время никого не ждёт». Есть ли в вашей душе место ностальгии после 40 лет со «Stones»?

- Да, конечно есть, но надо поосторожнее произносить это слово по отношению ко мне. Ностальгия, как я знаю, в переводе с греческого значит тосковать по прошлому. То, что было, хорошо, но я не хочу уничтожить своё прошлое или жалеть о нём, а также быть его пленником. Мне бы хотелось держать баланс и забыть кое-что. Когда становишься старше, люди всё больше разговаривают с тобой о былом. В разумных дозах это очень приятно, но надо быть поосторожнее — не оставаться в прошлом, а то появится риск не понять изменения внутри себя и вовне. Такое может случиться с каждым, кому за 30. Для меня здесь тоже есть известный риск. Люди любят говорить о том, как они были молодыми и впервые услышали песню «Honky Tonk Women». Довольно тяжкая ноша — нести на своих плечах воспоминания многих. Мне это нравится. Но я стараюсь не углубляться в прошлое. Поэтому у меня склоннность забывать некоторые свои композиции.

- Кстати, в большом интервью «Джаггер вспоминает», которое вы дали Дж.С. Уэннеру из журнала «Rolling Stone» несколько лет назад, я с удивлением прочитал, что вы не помните, на каком альбоме многие из ваших песен. Уэннер всё напоминал вам их. Поклонники знают ваши творения лучше вас ?

- Я сам себе не дискограф. Хорошая вещь- оставаться не очень погружённым в дела минувших дней. К тому же, мы записывали некоторые песни в один день, а они спустя годы издавались на разных альбомах.

- В ваших песнях всегда мало места было религиозным чувствам, теперь же вас охватывает мистический трепет, когда вы садитесь в автомобиль, судя по вашим песням. В одной из них вы повествуете о поисках правды на улицах, в другой — как едете в гости к Будде. Для энергичного вас машина — нечто вроде храма?

- Я превратился в автомобильного проповедника? Это потому, что я не один, кто водит машину, и сидя в ней я думаю о разном. Мы проводим так много времени в автомобилях, что если не извлекать из этого пользу, то можно рехнуться. В автомобилях людям приходится много думать. Наверное, я не очень разбираюсь в них, я имею в виду машины. Они — больше не моя страсть. Я не коллекционирую их. Я не интересуюсь ими, но однажды я увидел «сотую» модель «Феррари» на площади в Париже и мне эта машина очень понравилась.

- Вы — самый известный студент Лондонской школы Экономики?

- Есть и другие, но я не могу их вспомнить.

- Одно время вы ходили на дебаты лейбористов в ресторане «Gay Hussar», сочиняли песни политического содержания. Ваши комментарии по поводу взрыва башен-близнецов?

- Сейчас не время говорить об этом. Я тронут вашим вопросом, но здесь не место говорить о таком событии. Мне недавно задал подобный вопрос журнал «Rolling Stone», и я высказал в нём всё… Чувствуешь себя очевидцем новых средних веков, священной войны с не нужным никому фанатизмом. Любое проявление фанатизма очень опасно. Здесь имел место не конфликт между нациями, так как фанатизм пан-национален — есть такое слово? Дело в том,что то, что мы видели, не сепаратизм движения нацменьшинств. Это очень отличается от того, что происходит в Ирландии или среди басков. Здесь нет конфликта из-за территории. Это что-то пан-национальное. В данном случае нет даже намёка на раздел террритории как повода для этой войны.

- Страшные взрывы в Манхэттене породили всплеск патриотизма в Соединённых Штатах. Мартин Амис недавно написал, что американцы вряд ли поймут, почему кто-то в мире их ненавидит, хотя в истории немало для этого причин. Например, Ирак потерял 5 % населения, это число в пересчёте на население США составило бы 14 миллионов человек…

- Многие американцы совершенно не представляют себе внешнюю политику своей страны. Это сказано не в упрёк им, это просто факт. А если не знаешь, то не понимаешь. Для американцев причины того, что с ними произошло, очень простые. Во Франции, где я сейчас живу, многие ругают политику Америки. Для американцев это непостижимо. Они думают: «Мы помогли им во время 2-й мировой войны, почему же они нас не любят ?» Но если ты — англичанин, то скоро привыкаешь к тому, что тебя не любят. Ирландцы напоминают нам об обидах 100-летней давности, которые несколько преувеличены. Наверное, так мы должны отвечать на то, как поступила с нами не так давно Франция. Так вот, в Штатах всегда была проблема исторической пустоты. Теперь мне приходится быть очень осторожным в беседе со своими друзьями из Америки. Они такие нервные! Те, кто поддерживают мирное решение конфликта, могут перевесить число тех, кто за войну. Поляризация взглядов бьёт по семьям и друзьям. Все виды общественных альянсов разрушены. Это парализующая ситуация. Гражданская война мнений. Важно то, что всё большее количество американцев не согласны с позицией государства. Патриотизм — это немедленная реакция, и угасает она с началом войны.

- Несколько лет назад романист Джон Мортимер говорил с вами о харизме. Вы назвали харизматической суперзвездой Распутина…

- Забавно. Говорил ли я это ?..

- Кого бы вы сейчас назвали таковым ?

- Казанову. У него не было ни денег, ни власти, и согласно воспоминаниям очевидцев, он не был красив. Но у него был талант жить, и ещё литературный талант. Мне импонирует, как он открыл себя. Вообще,тот исторический период был богат на людей, которые превосходили общество непривычными качествами и своими силами. Ещё один — Калиостро, замечательный персонаж, религиозный обманщик, и Потёмкин — любовник и политический сподвижник Екатерины Великой.

- Вы говорите о персонажах, харизматических в личной сфере…

- Да, Казанова использовал свою харизму прямо по назначению, лицом к лицу, он не очаровывал аудиторий.

- Будете ли вы писать автобиографию ?

- Биографии английских поп-звёзд ужасны. Виктория Бэкхем из «Spice Girls» недавно опубликовала историю своей жизни. Признаюсь честно, у меня нет этой книги. Просто невероятно, как много всего люди говорят об этом полуребёнке, который вещает миру якобы правдивую, как она всех убеждает, личную жизнь знаменитостей. Однажды я прочитал невероятную историю о том, что у Джерри Холл опухоль груди! Газетчикам бы такой факт скрывать, но вынести его на обложку!.. Новая мода — говорить о самом сокровенном в твоей жизни, другая мода — пресмыкаться и осуждать наркотики, которые когда-то делали меня счастливее. Я читал самые экстравагантные вещи о людях, которые страдают от депрессии из-за статей о том, что они раньше любили.

- Значит, сейчас не время для автобиографии?

- Вне всякого сомнения. Если когда-нибудь и напишу её, это будет опустошающая история.

- И всё-таки ваши новые проекты имеют личный характер. Например, ваш новый видеоклип — разновидность домашнего кино?

- Да, я просто попросил людей снять меня на плёнку. Это как телепередача, где запечатлён мой сегодняшний день.

- Сценарий, который вы пишете для Скорцезе, тоже автобиографичен?

- Совсем нет. Называется он «The Long Play», и это история о двух работниках фирмы звукозаписи, действие происходит в 1965-1995 годах. Здесь нет ничего обо мне. Это о музыкальном бизнесе. Может быть, я сыграю в этом фильме роль или ещё что-нибудь…

- Песня «Бог дал мне всё» ( «God Gave Me Everything») кажется антитезой другой, вечно юной песне («You Can’t Always Get What You Want»). Вы сказали, что создали слова к «God…» за 10 минут, когда музыка была уже готова.

- Да, её сочинил Ленни Кравитц.

- Некоторые могут подумать, что эти за эти 10 минут вы в порыве совестливости достигли такой искренной ноты, что сами чуть не приблизились к Богу. Как бы то ни было, для кое-кого песня может звучать обидно…

- Да.

- В мире шоу-бизнеса страстное любопытство к своим идолам. Им это дико надоело, но они нуждаются во вспышках фотоаппаратов. В какой степени вы на альбоме «Goddess» «открылись» так, как ни для одного газетчика?

- Я открылся как поэт. Обычно так: либо говорят о лирических образах, либо об опухоли у Джерри Холл, как в той статье. Всё дело в выборе. Люди думают, что знают всё обо мне, и часто они знают то, что я мог забыть или не знаю сам. Не так в песнях. О моих лирических образах никто не может знать больше меня, и поэтому им верят.

- Песня «Gun» заставляет вспомнить писателя Уильяма Берроуза, стрелявшего в свою жену в Мехико. Это песня о любви, где главный герой просит, чтобы его застрелили. Не думаю,что в вашем творчестве есть более жестокая песня…

- Да, песня очень жестокая. Ума не приложу, как только я такую мог сочинить. Сам я не жестокий.

- В этой песне вы выглядите больше убийцей, нежели жертвой?

- Это странная песня. Всё в ней исходит от вопроса: «Где я умру ?» Меня он беспокоит.

- Вы сказали, что такой альбом, как «Goddess», можно было записать на домашней кухне…

- Я имел в виду, что такую музыку можно было сыграть, не прибегая к услугам больших студий. Именно такой была поп-музыка раньше, и наверное, такой и останется всегда — чем-то, что можно записать в процессе сочинения. А вот рэп я бы на кухне не записал…

Перевод с английского: Анатолий Лазарев

Добавить комментарий