Мерцание бессмертия в глазах

Брюс Поллок, “Guitar For the Practicing Musician”, июль 1986.

Тот факт, что Кит Ричардс является нашей гитарной иконой и рок-божеством– это уже некая данность. Гораздо менее известен его вклад во всеобщую сокровищницу классических рок-песен. Конечно же, в то время как все знают его как композитора, куда скромнее освещен факт того, что он и его соавтор Джаггер являются (вместе с Джоном Ленноном, Полом Маккартни и Бобом Диланом) одними из наиболее влиятельных авторов песен 60-х годов и, таким образом, всех времен. Это интервью из 1986 года делает акцент на данный важный квадрант таланта Ричардса.

___

Как у политика на передвижной трибуне грузовика, остановившегося где-то в глубинке, в  загашнике  Кита Ричардса вполне хватает избитых фраз и «удобных» ответов, которые он выговаривает после всех этих лет на виду у публики, что называется, «на автомате». Будь то ожесточенная перепалка или же многоярусная анкета женского журнала из  кучи описательных вопросов – все эти ответы сами идут тебе в руку, будто блохи на спине у шелудивого пса.

«Моя первейшая работа – это включать группу».

«Когда мы приходим в студию, то первые несколько часов  проводим чисто за исполнением каталога Бадди Холли».

«Наши песни особенно часто не каверятся, но я всегда отношусь к этому факту как к комплименту. С другой стороны, нечасто можно услышать кавер на “Heartbreak Hotel”… Наверное, это значит лишь одно: ваша версия вполне может быть рассмотрена как более высшее достижение».

«Более половины всех тех, кто владеет рекорд-компаниями – это просто управленцы, которые знают, как продать вам горстку консервированных бобов. Для них пластинка – это просто еще один товар. Им абсолютно начхать на саму музыку».

История о том, как Кит проснулся среди ночи с риффом для “Satisfaction” – это очередной бородатый анекдот, впрочем, как и его хорошо задокументированная склонность к акустической гитаре: «Я глубоко уверен в том, что в близости ко мне нет ни одного хорошего гитариста, который играет только лишь на электрогитаре. На «электричке» доступна куча трюков, но имея в виду мою к ней любовь, гитарист может  оттачивать свое мастерство лишь на акустике, где нет таких трюков, как «сустейн». Она делает твои кисти и пальцы сильнее. Тут тебе не укрыться за «фидбэком». Тебе просто приходится играть на штуке».

Возможно, его мнение по поводу хэви-метал точно так же известно всем и каждому: «Я ненавижу его, — говорит он. – Он просто скучный… до слез. Он звучит как тот наш английский самолет с пятнадцатью движками  под каждым крылом. Это блажь чистой воды. Когда его сделали, то это был хороший способ загрузить взлетную полосу… потому что он так ни разу и не смог взлететь».

Определенно, вы не думаете, что его отношение к новому альбому “Dirty Work” – это свеже-мятная вспышка дежурного энтузиазма, силком выбитая из него неким сверхпроницательным репортером. «Вместо того, чтобы действовать здесь по старым формулам, — заметил я по поводу заглавной вещи, — диск выглядит так, будто ты добавил в него и несколько новеньких. Возможно, это нечто вроде будущего саунда «Стоунз» эпохи 90-х». Я почувствовал, что почти сам попал в эту ловушку, грубо польстив ему таким незамысловатым образом, но как я мог устоять? Он был таким дружелюбным эльфом, который улыбался мне, точно рок-н-ролльный Дадли Мор (британский комедийный актер, 1935-2002).

«На данный момент моя любимая тема – это то, «что Роллинг Стоунз» после всех этих лет, вместо того, чтобы шагать на месте, заняли уникальную позицию впередсмотрения по образу: «А можем ли мы заставить эту штуку расти вместе с нами ?». Рок-н-роллу почти столько же лет, сколько и нам, так что ни у кого еще не было шанса завести его настолько далеко, и не обязательно в смысле группы. Все короли мертвы – Элвис, Бадди, Отис Реддинг. Возможно, что самый очевидный пример того, как может играть на гитаре парень в достаточно той же форме, на которой базировался рок-н-ролл, и как он заставил его расти и зреть интересным способом – это Мадди Уотерс. Так что для «Стоунз» одна из самых интересных вещей – это просто наблюдать за тем, как рок-н-ролл растет, и прикидывать, а можем ли мы расти вместе».

Ну и как тут испортить буравчиком сомнения столь тщательно полированную поверхность ?  Как обозначить новую территорию на многократно сжатых полях истории, мифов и прочих тонкостей «Роллинг Стоунз» ? Ответ столь же прости очевиден, сколь и это хитрое мерцание в глазах Человека-Риффа: оглянитесь вокруг, уважаемые фаны-читатели бессчетных репортажей об их смутьянских похождениях!  Фанатики струн и медиаторов, листайте дальше. В данном месте верховный ритм-пехотинец превращается в оратора,  а мальчик-наказание  –  в мудреца, в то время как Кит соглашается пространно истолковать один из своих самых переоцененных, но все-таки любимых вопросов: создание песен. С каталогом миллионных тиражей, столь же обширным, сколь и неослабевающим, естественно,  что ВВП «Стоунз»  можно поставить в один ряд с лучшей продукцией настоящего рока. Нет нужды называть имена этих монстров: за последние двадцать лет они изрядно изгостились на наших кухнях, спальнях и драндулетах, один за другим, отчеканивающие свои эталоны формы и жанра и стреляющие неуклонно в цель, лирически убедительные и абсолютно рок-н-ролльные.

«Сложнее всего написать реально хорошую изначально рок-н-ролльную песню, — говорит Кит, — поскольку эта форма в музыкальном плане чересчур ограничена. Очень многое зависит от чувства и энтузиазма при исполнении. И потом,  здесь присутствует эта непостижимая штука, которая делает рок-н-ролл именно тем, чтó он есть: эта бактерия-зараза, которая неким неведомым манером забирается в него, и никто не знает, как именно».

Как автор песен, Кит Ричардс – это в первую и главную роль гитарист. «Для меня, песни выходят из самого естества музыкантского ремесла, когда ты играешь. Лично я не могу сочинять на готовые стихи, рифмованные куплеты и прочие подобные штуки. Я могу написать песню из последовательности аккордов, риффа, и в итоге придумать слова, которые подойдут к ним, но  другим путем – никоим образом. Для меня важно именно то, что я сижу с инструментом. Можно потратить три-четыре часа, прочесывая взад-вперед песенник Бадди Холли, а потом как бы из ниоткуда раздастся небольшой хлопок, и… вот оно начинается. Это может быть какое-то единое мгновение. Это может быть случайной ошибкой, которая подстегнет тебя. Но это надо высидеть и «выиграть», и более чем просто с четким намерением сочинить.  Все, что тебе нужно – это быть внимательным и уметь распознать «это», когда оно подбирается к тебе, потому что «это» может наскочить на тебя из-под самого неведомого угла. Я обычно очень редко пишу песню самостоятельно. Даже если я делаю это в одиночку, то мне всегда нравится, когда есть кто-то рядом, просто подыгрывающий мне или поддакивающий: «Ага, ага». Я человек ансамблевый, групповый. Я не могу сидеть в комнате наедине с самим собой, то и дело повторяя себе под нос: «Пришло время сочинять, динь-динь-динь».

В реальном смысле слова Кит видит свой композиторский опыт как нечто метафизическое, хотя он наверняка будет последним, кто наклеил бы на это подобный ярлык. «Я никогда не думаю о том, что «вот сейчас мне нужно кое-что зафиксировать», — говорит он. – Мне всегда было начхать, есть ли у меня песня на пленке, или если пленка кончается и она исчезает… потому что в итоге они все возвращаются ко мне. Бывало, что я писал песни и терял их, а потом снова находил их через десять лет. Как только она здесь, то она здесь; это просто вопрос того, сколько нужно подождать перед тем, как она вернется снова. Я нахожу, что чем дольше я играю, то тем больше это затягивает, и тем больше песен получается. Я не знаком с проблемой творческого бесплодия. Это вопрос психосоматики. Музыка – это не то, о чем нужно думать, по крайней мере в самом начале. В итоге она покрывает твой спектральный диапазон, но что касается рок-н-ролла, то сперва она должна тронуть тебя где-то в другом месте. Это может быть в паху, а может – в сердце; это могут быть кишки или пальцы ног. В конце концов она переберется в мозг. Последнее, о чем я беспокоюсь – это мозги. Тебе и так до чертиков приходится думать о чем угодно другом».

В студии Кит полагается на остальных «Стоунз» в плане  ценного сотрудничества. «Когда мы записываем альбом, то я прихожу с пригоршней риффов и несколькими песнями. Одна или две из них будут более-менее определенными. Другие, возможно, тоже; может быть, они станут динамитом для «Стоунз», но мне придется подождать, пока я не принесу их в студию и не приведу в порядок, чтобы реально обнаружить это. Я не могу больше вести их самостоятельно как песни, или структуры, или идеи, пока я не почувствую групповой вклад в них. В вещи “Dirty Work”, например, у нас была цепляющая фраза. «Мостик» не получался, пока мы не собрались в студии в попытке попробовать несколько вариантов вступления в него в середине, пытаясь найти нечто, что не звучало бы слишком банально. Я решил, давайте просто попробуем по-ямайкски и включим бит, и внезапно каждый смотрит по сторонам и говорит: «Ага». И вот таким способом песня и готова. Это именно в студии у тебя получаются эти заключительные штуки, которые придают ей нечто дополнительное».

Песни также могут умереть естественной смертью под напором язвительных взглядов его товарищей по группе. «Если в этом нет дыхания жизни, то тут уж ничего не попишешь, — говорит Кит. – Если каждый то и дело отходит в туалет, то ты знаешь, что тебе нужно убрать вот эту и попробовать что-нибудь другое. Но когда ты просто вроде как берешь свою гитару, когда студия на первый взгляд пуста, люди перекидываются шутками в задней комнате или забивают «козла»,  а потом в течение двух-трех минут сдвигаются назад, берут свои интструменты и начинают хуярить, то ты знаешь – они врубились.

Что больше всего на свете любит автор песен – это последовательность, которая приходит к тебе вместе с цепляющей фразой. Как только ты поймал её, то ты стараешься ее расширить. У тебя есть фраза и первый куплет, и ты начинаешь думать о втором куплете, как продолжить идею. Или, быть может, ты хочешь вывернуть ее наизнанку ? Хочешь ли ты оставить её в туманном виде, или ты реально хочешь провести определенную линию ? Бобби Уомэк и Дон Ковэй пишут песни даже еще дольше, чем я. У Ронни есть классная пленка, где однажды ночью они пишут вместе вещь, в ней десять минут аккордов и первый куплет, а потом этот невероятный диалог: «Ага, но она собирается… или, она собирается быть с ним, или он собирается…» И тут закручивается целая мыльная опера. Это – как писать сценарий к фильму. «Ну, он не сделает это, потому что ему придется вернуться, и вот почему ты говоришь…» Одна из классных вещей по поводу написания песен – это оставить  определенное пространство в неопределенности. Даже если ты пытаешься быть конкретным в максимально возможной степени, кое-кто обязательно поймет это совсем по-другому, как бы то ни было. Все зависит от того, чем они занимались, когда услышали это».

С Миком Кит работает по-другому, нежели с Ронни Вудом. «Когда я и Рон сидим и играем, то мы — два гитариста, в то время как с Миком и мной в наших головах есть что-то, чуть большее, чем идея, которую мы преследуем, становящаяся в итоге, в конце нашей работы, отдельной песней. Когда Мик приходит с вещью, то обычно у него она довольно четко отработана. У него может не хватать «мостика», или ему нужен другой бит, или к нему нужно подойти немного с другой стороны.  В течение всего нашего периода, наверное 50%  времени он пишет слова, а я пишу мелодию. Но это чрезвычайно, слишком упрощенное объяснение. Мы пишем  в любой возможной комбинации способов. Это реально невероятно эластичное распределение ролей, особенно когда ты пишешь с партнером для группы; особенная связь, а не просто когда ты пишешь песню, чтобы прикинуть, кому ты сможешь ее потом продать. Некоторые песни «зависают» на несколько лет, перед тем как мы будем довольны ими и воскресим их и окончательно завершим. Другие, они приходят и уходят в два дубля, и чтобы сыграть их позднее, приходится заново заучивать их с твоей же собственной пластинки. Это происходит настолько быстро, что ты забываешь, как именно это случилось. В некотором роде я — как гитарный маркировщик. Некоторые песни почти завершены, другие «виснут» и ожидают, когда ты положишь этот особенный слой краски – именно сейчас ты не можешь подыскать для них нужный цвет. Много раз бывает, когда ты считаешь, будто написал четыре разных песни, а потом приносишь их в студию и понимаешь, что это – просто вариации на одну песню.

В наши дни «Стоунз» располагают всеми возможностями звукозаписывающей студии: подлинной роскошью использования её в качестве репетиционного зала или… хорошего звукоотражателя. «Когда мы идем в студию, то нам приходится стряхивать с себя пыль», — объясняет Кит, — «потому что либо ты работаешь на полную катушку, либо  упражняешься, или ты на гастролях или в студии, или – ничего. Когда кто-то создает музыку, то это безостановочный процесс, но когда ты возвращаешься туда, чтобы сделать альбом, то первые два месяца уходят просто на то, чтобы  разогреться и сыграться.

В ранние годы существовали различные силы, приводившие в движение эту индустрию; для того, чтобы просто сдать на квалификацию для альбомного контракта, группе приходилось сперва заявить о себе в мире синглов. Как «Битлз», «Энималз», Ху», «Кинкс» и «Дэйв Кларк Файв», «Роллинг Стоунз» были первыми и (в большей степени) последними мастерами искусства «сорокапятки»: каждые три месяца от них требовалось произвести очередной превосходный образчик 3-х минутного жанра, являвшийся (с Божьей помощью) превосходным сочетанием смекалки и обманки.

«Я вспоминаю, что было после того, как “Satisfaction” добралась до №1 – стук-стук в дверь. Где продолжение? То есть, каждые 12 недель тебе приходилось готовить следующую. В ту минуту, когда ты издавал сингл, тебе уже нужно было начинать работу на разрыв жопы над следующим, и чем больше был старый хит, тем больше прессинга висело над новым.

Но это была невероятно хорошая композиторская школа в плане, что ты не мог околачивать груши в течение месяцев и месяцев, мучительно раздумывая над скрытым значением этого и того.  Она заставляла тебя все время сочинять. Не важно, чем еще ты занимался – типа турами или записями – тебе всегда нужно было держать в уме тот факт, что сочинение песен дано тебе не для того, чтобы служба мёдом казалась. Это заставляло тебя искать новые идеи и прислушиваться, а также быть в курсе всего того, что происходит поблизости, потому что ты ищешь именно ту песню. Она могла придти к тебе в кофейне или на улице, в такси. Ты всегда начеку. Ты прислушиваешься к любым словам. Возможно, ты подслушаешь фразу на автобусной остановке. Вместо того, чтобы просто жить, ты начинаешь наблюдать за жизнью со стороны. Ты становишься в большей степени аутсайдером, чем участником. Ты прислушиваешься к каждому мгновению, и песней может стать все, что угодно, а если у тебя она не появится, тогда  ты — в отстое и без вёсел».

Например, “Ruby Tuesday”. «Я увидел эту картинку в каком-то магазине мод, где телка лежала на полу в своей квартире. Это была эта классная фотка классной телки; наверное, теперь она – домохозяйка с 15-ю детьми. Это была реклама бижутерии – рубинов. Также, тот день был вторником. И вот она стала «Рубиновым вторником». Думаю, мне просто очень повезло, что это был вторник!»

В 60-е годы «Битлз» играли роль Пэта Буна по отношению к «Стоунз» — Элвису, олицетворяя собой неизбежную и неудержимую рок-н-ролльную борьбу добра и зла в душах и сердцах слушателей. «Битлз» стали известны как Величайшие Авторы Песен в мире, «Стоунз» — как Величайшая Группа. За пределами этой войнушки Величайший текстовик мира  Боб Дилан только обозначил свои вешки еще выше…

«Я бы сказал, что Леннон определенно чувствовал сильную потребность не столько соревноваться с Диланом, -  предполагает Кит, — но Боб реально подтолкнул его к пониманию того, что он должен копнуть поглубже. Мик и я ощущали то же самое, хотя, возможно, не в столь же сильной степени, как Джон. Различия между Джоном и Полом были всегда глубже, чем между мной и Миком». Кит указывает на “Sympathy For the Devil” как на самую «дилановскую» песню «Стоунз»: «Мик написал ее почти что как песню Дилана, но в итоге она превратилась в рок-н-ролльную самбу».

С такими песнями, как “Sympathy For the Devil”, “Street Fighting Man”, “Gimme Shelter” и “Stray Cat Blues”, «Стоунз» расширили границы своего имиджа «плохишей» до образа поколения молодых людей с безнадежно «искореженными душами». Кое-кто видел в них реинкарнацию Дьявола.  Однако ничто из этого не оставило глубокого следа на самих Блестящих Близнецах, в то время как они смешивали ингредиенты всех своих образов ради собственной же выгоды. «Ты используешь любой подручный инструмент в твоем наборе, — говорит Кит. – До определенной точки ты играешь на свой имидж. Ох, вот так нас принимают в общем виде ? И мне просто придет на ум строчка или песня, и я положусь на нее, буду толкать её — и вперед! У тебя есть общее ощущение того, что от тебя хотят услышать, и когда у тебя это   получается, и им это нравится – о, вы хотите еще ? Так вот вам «еще». Когда ты первый раз надеваешь на плечи гитару, то ты просто хочешь играть вот так-то и так-то. Потом внезапно ты – в свете софитов, и ты начинаешь понимать весь истинный масштаб прессинга. Тебе приходится стараться  соизмерять свое собственное восприятие того, что ты делаешь. Никто не пишет песню или записывает пластинку для того, чтобы положить её под сукно».

И хотя у «Битлз» и Дилана есть каталоги песен,  навсегда оставшиеся в Золотом фонде поп-литературы, вот вам лишний голос за включение в это сакральное хранилище и корпуса работ «Стоунз».

«Я не пишу песни как дневник, — говорит Кит. Ни одна из них не автобиографична, но в некотором роде они – реакция на определенные эмоции. Некоторые из лучших песен, некоторые из самых счастливых попевок в мире получаются, когда ты чувствуешь себя полностью противоположным образом. Иногда ты пишешь для того, чтобы превозмочь это чувство. Я ощущал всё, что угодно, кроме счастья, когда написал “Happy”. Я написал “Happy”, дабы убедить себя самого в том, что в природе существует именно такое слово и такое чувство.

Лучше всего мне работается на закате солнца. Я покушенькал, пропустил пару рюмашек, и вокруг меня несколько хороших друганов. Я обожаю сидеть где-нибудь с акустической гитарой и бренчать песенки с друзьями и семьей. Каким-то макаром они никогда не звучат столь же хорошо, как в ту первую ночь на диване у меня в гостиной».

Добавить комментарий