Семьдесят лет – один ответ

Стивен Родрик

“The Men’s Health”, июль 2013

50 лет Кита Ричардса в качестве «Роллинг Стоуна» смело бросают вызов всем живым и мертвым апологетам рок-н-ролла и ветеранам на поле боя со звездными «крайностями». Теперь, в роли дедушки, он по-прежнему гастролирует, по-прежнему не находит себе покоя и по-прежнему придает всему этому вид самого обычного дела.

Прямо перед Рождеством этого года Киту Ричардсу стукнет 70. Пожалуйста, прокрутите этот факт в своем мозжечке хоть на миг. Самый известный ритм-гитарист мира установил стандарт для всех вколотых и вдохнутых порошков, но все равно собирается делать это в свои внушительные 7-0. Это на 30 больше, чем у Леннона, и на 30 — чем у Хендрикса и Кобейна. Кажется, что это просто невозможно…

И теперь каким-то образом Ричардс нашел еще одну фишку. В 2010-м он опубликовал свои мемуары «Жизнь» и единственной претенциозной и рок-звездной вещью в нем было лишь название. Легким, непринужденным слогом он написал о том, как его травили в детстве, о размере члена Мика, о днях, проведенных в бегах вместе с Анитой Палленберг, и о достаточном количестве не всегда приятных встреч с правосудием, по мотивам которых можно снять еще одно десятилетие сериала «Закон и порядок: специальный гитарный набор». Эту книгу не перестанут читать как фаны «Стоунз», так и простые парни-алхимики-колдуны…

И столь же замечательно, как и то, что вы все еще читаете эти строки, «Роллинг Стоунз», наверное, скоро сыграют неподалеку от вашего города. Но что вдвойне замечательнее — если верить рецензиям на выступления «Стоунз» в 2012-м, то они обещаются быть чертовски хорошими. Ричардс предстает самым большим защитником группы, критикуя ренегатство Билла Уаймена и Мика Тейлора, но также и наняв их для того, чтобы они сыграли с группой еще раз. (Этим летом Тейлор присоединится к группе в избранных номерах).

С течением всех этих лет Ричардс прошел полный цикл эволюции от беспорядочного отца до человека, всецело преданного своей семье и патриарха все разрастающегося вширь клана. У него трое детей от актрисы итальянского происхождения Аниты Палленберг, которую он увел у товарища по «Стоунз», гитариста Брайана Джонса. В 70-х Ричардс был печально известен тем, что брал своего мальчика Марлона в гастроли с собой, любимым, в то время, когда тот еще учился в начальной школе. Но это были совсем другие времена… От Патти Хансен, несущей гордый титул единственной официальной супруги корифея вот уже 30 лет кряду, у Ричардса родилось еще две девочки.  При этом Теодора и Александра выросли, скажем так, в несколько других условиях, нежели Марлон, в то время как Ричардс утверждает, что в этот период он неизменно являлся если не помощником в приготовлении домашнего задания, то уж точно – в приготовлении школьных завтраков. С умилением и некоторой меланхолией он говорит и о том, как бывало, сиживал в своем пустом гнезде и горячо тосковал по дому, наполненному шумом домочадцев.

Я поймал Ричардса в студии “Electric Ladyland” в Нью-Йорке, а потом еще раз – когда он остановился в отеле “The Four Seasons” в Лос-Анджелесе ради репетиций перед туром. При нем были неизменная бандана, без конца дымящиеся «Мальборо»  и таинственная жидкость из большого пластикового стакана. Он не уклонялся ни от одной щекотливой темы, и единственным моим упущением было то,  что у меня не хватило смелости спросить его о том, чья это была идея – включить кусочки с драм-машиной в “Undercover Of The Night”.  И другая потусторонняя вещь – Кит Ричардс выглядел до офигения здоровым. Этот ублюдок намерен пережить всех нас…

- Весь твой нарко-пиратский имидж стал частью поп-культуры,  и даже гомогенизирован для деток. Что ты ощущаешь в этом плане ?

- Они считают меня мультяшкой! То есть, «Кит Ричардс» — все знают, что это значит. И «это» долговечно. Я рад, что оно по-прежнему разжигает людское воображение… и не прочь побыть старым Китом, играя его «до ручки». Наверное,  миллионы разных людей каждый находят для себя своего, каждый раз другого Кита.

- Отличается ли Кит на сцене от Кита дома ?

- Нет, я все тот же кекс – я знаю, кто я такой, но также и в курсе калейдоскопа своих многочисленных образов в глазах различных людей.

- Джон Апдайк сказал: «Знаменитость – это маска, которая въедается в лицо». Не ощущаешь ли ты себя порой дрессированной обезьянкой ?

- Я знаю своего хозяина, и я знаю, когда прыгать и скакать на одной ножке. В этом плане мне вполне комфортно. Вся эта «Кифовая» штука, я рассматриваю её в общем-то как некий почет. Чтобы стать таким вот подобием иконы, тебе нужно побыть поблизости некоторое время…

- Говоря об этом, в этом году тебе стукнет 70. Какого хрена ? Тебя это как-то вообще пугает ?

- Нет, чувак — дай Бог, чтобы каждый постарался добраться до сюда, если сможет. Если бы у меня был свой секрет, то наверное, я бы его забутылировал. Просто случилось так, что я еще здесь. Просто настрой это и играй на небольших оборотах.

- Но в плане наркоты и так далее, людям интересно, какого черта ты пережил все это.

- Говоря о герыче, я знал: «Вот тут мне надо остановиться, или я вступлю в тяжелые времена». Кокаин я бросил, потому что упал и вдарился  башкой. Так что хватит кокса! На самом деле, мое тело само говорит мне о том, когда нужно сделать остановку… и при этом довольно грубовато. Это удар по башке – ну, хорош! Для меня это не особая проблема, завязывать с чем-нибудь.

- Твоя книга имеет в виду тот факт, что ты колол героин, потому что он помогал тебе в работе. Мне с трудом верится, что героин был частью твоей протестантской рабочей этики…

- Так и было – либо торчи, либо вались, либо проснись. Мне всегда надо было что-то делать. Также мне придется признаться, что мне всегда было очень интересно то, чтó именно я могу принять на себя, и что я смогу тогда сделать. Я относился к своему телу, как к лаборатории – обычно я впускал в себя эту химию, а потом еще вон ту, чтобы посмотреть, что из этого выйдет;  для меня в этом всегда заключалась некая интрига. Как одно подействует вместе с другим — в этом плане я был неким алхимиком. Но любой эксперимент рано или поздно должен подойти к концу.

- Был ли причинен какой-либо ущерб ?

- Я никогда не считал, что это как-то влияет на то, как я играю; если я продолжал бодрствовать, то из этого выходило еще немногим больше песен. Это похоже на то, что сказал Черчилль об алкоголе: «Поверьте мне – я взял у алкоголя гораздо более, чем он когда-либо забрал у меня!» И я типа думаю примерно то же самое о наркоте, и тэ дэ. Я взял у неё кое-что. Может отвратить кучу людей!

- Так теперь это просто чуток травки, кружечка винца ?

- Ага, оно самое. Я ненавижу всю эту мысль о вытрезвителе и завязках, потому что это просто означает, что ты  подсел на это. Это просто типа: «Ок, я слишком много пью – я налью поменьше».

- Ронни Вуд належался в реабилитационных клиниках…

- Ронни любит драму. Он любит травить байки тем, кого он не знает: «Ой, а расскажи-ка нам свою историю!» Это не мой путь к публике.

- Так каково состояние тебя и Мика ?

- Стабильное.

- Вы в периоде мирного сосуществования ?

- Стабильно. Даже так. Определенно в рабочем состоянии. Иначе бы мы не делали это. Куча подобных штук раздута до ненормальных пропорций. К чему это я могу поближе указать… это как два очень неуравновешенных брата – когда они ссорятся, то они реально ссорятся, но когда все кончено, то это кончено, потому что мы оба знаем, что нужны друг другу, мы оба ловим кайф от совместной работы. 90% всего времени — это клевее некуда… а потом, конечно, людей начинают интересовать эти 10%… И эти 10% достаточно яростны.

- Была ли книга частью этих 10% ?

- Это была моя мелкая ему поблажка. Я сказал Мику: «Тебе бы не прочь почитать и все остальное, друг, написанное сверху синим карандашом». Но я не хочу углубляться…

- Так он звонил тебе ? Выражал ли он некое недовольство ?

- Он был намеренно потревожен. Но в то же самое время, я прислал ему доказательства. Ведь в ней нет никаких врак. Там могут быть пара-тройка штук, о которых он не знал, но я сказал: «Мик – книга у тебя, пройдись по оглавлению и остановись на букве М. Ты дошел до тудова, и ты прочел главу, и у тебя появилась точка зрения, и вот так вот. Но ты не читал все остальное, а оно ничуть не хуже… Потому что я знаю тебя, Мик, ты – это ми-ми-ми». Так оно и есть! От этого не уйти. Ему потребовалось время, чтобы до него дошло – понимаешь, просить опровержений и всю эту муть. Я сказал лишь: «Э-э, извини, что я тебя огорчил», понятно ?

- В этом лежит твоя «большая разница». Ты не извинился за саму книгу.

- Ну, уж нет! Если бы я убрал хоть одно предложение, то пришлось  бы убрать всю книгу. В то же время я не удивился, что она расстроила его -  но понимаешь ли, кто другой сказал бы ему всё это ?

- Когда вы, ребята, подумываете об очередной раскачке агрегата, то кого из вас необходимо убеждать ?

- Это трудный вопрос. Обычно Мик ждет, чтобы его убеждали, но одновременно он – это тот, кто реально хочет делать это, поэтому он и ведет себя  вроде: «Ну, давай, убеждай меня». Чарли немного поколеблется по поводу этого, но лишь пока «оно» не начнется. Чарлику нравится пробовать всех остальных, чтобы прикинуть, а порвем ли мы всех, или нет. А потом, если  вдруг он всем доволен, то мы все узнаем это в первую очередь. Так что это начинается несколькими полоумными способами типа этого, и единственный способ узнать – значит задать себе вопрос: «А почему мы не вместе?» И потом мы узнаём — этим мы и занимались в апреле прошлого года в Нью-Джерси: все собрались, и я не знаю, чего там от нас ждали такого, но это были невероятные репетиции. Я хочу сказать, что группа просто взорвала. И с того момента я знал, что эта штука завелась.

- Вы отыграли несколько дат в Лондоне с экс-басистом Биллом Уайменом, и экс-гитарист Мик Тейлор  появится в нескольких шоу североамериканского тура. Не слишком ли сурово ? Ты отпускал колкости, когда они ушли.

- Ага, смею предположить – я смягчился! Какие-то 20 лет до этого я думал вроде: «Еще никто не покинул эту группу не в гробу». Я скажу так: после 50-ти лет в группе каждый, кто еще жив – добро пожаловать назад, и сыграйте свой кусок.

- В твоей книге ты как бы несколько раздосадован Уайменом – он всегда был тихоней, но также и неисправимым бабником.

- Они оба возненавидят меня за эти слова, но Билл Уаймен очень похож на Мика Джаггера – особенно в данной плоскости. Но в случае с Биллом, если мое отношение не понравилось Биллу, то всё это лишь потому, что он ушел! Я был просто обоссан! Это было вроде: «Где же гроб ?»

- Ты не двигаешься по сцене ровно столько, сколько ты делал это в прошлом, во время шоу  в районах Нью-Йорка в прошлом году, но качество твоей игры стало лучше, как никогда. Это справедливо ?

- Я хотел сконцентрироваться на игре. Естественно, мы долгое время не играли на сцене, и я реально хотел держаться недалеко от Чарли Уоттса, держать группу в рамочках. Это было не с физической точки зрения. Я хотел оставаться собранным, я хотел хорошо играть – а в случае со мной, я никогда не могу быть уверен! Пока группа собрана,  то я могу играть как надо.

- После того, как ты упал с пальмы и перенес операцию на мозг, испытывал ли ты некие опасения тогда, когда впервые взял гитару в руки снова ?

- Я уверен, что это испытывали миллионы других людей. Я падал и с других деревьев, и было еще хуже. Реально, это не особо вдарило по мне. Главной штукой было: «О да, мне придется завязать с некоторыми напитками». Это – единственная вещь, которую я запомнил по поводу падения. Ты не можешь больше делать это, потому что оно разжижает тебе кровь. Как бы там ни было – тогда я как раз подумывал о завязке.

- Что ты делаешь для того, чтобы войти в форму ? Может, немножко  йоги ?

- (смеется)  Мой ответ – нет. Моя тренировка – это когда я работаю с парнями. Если у меня массаж, то лишь в исполнении моей старушки. Я никогда не был личностью вроде: «Мне необходим массаж», или: «О, вот это неплохо». То есть, я довольно гибок! Мик в фантастической форме, Чарли Уоттс тоже – бесконечно неослабный. Так что с физической точки зрения – это не доходит до того…  На самом деле, мы играем самое длинное шоу из всех, что когда-либо были! Лично я не ощущаю никакого переутомления.

- А не стал ли ты веганом или макробиотиком ?

- Нет, мы еще не зашли столь далеко. Я ем в основном колбаски и мятую картошку утром, и небольшую стопочку вечером. Я завязал со всеми тяжелыми штуками.

- Мне хочется представить твою реакцию на детское воспитание, которое значительно отличалось в случае с твоими старшими детьми.

- Ну да, конечно – разные жены, для начала!

- Патти кажется более непоколебимой, чем Анита.

- Марлон и Анджела, понимаешь, дети от Аниты – мы главным образом находились в бегах. Им пришлось расти,  пока мы сматывались. К счастью, хотя… в то же время, тебе приходится говорить: «Эй, тут рядом с тобой твои мама и папа» — может произойти разное дерьмо, но пока ты знаешь, что они здесь, то урона всегда можно избежать. Марлон – клевый чувак, он подарил мне троих внуков, а Анджела – еще одного. Моя нынешняя порода – спасибо, Господи, за миссис Патти Хансен, которая, наконец, нашла свой путь в жизни и вывела меня на чистую воду. То есть, доказательство внутри пудинга: классные дети.

- Что ты был в состоянии передать Марлону ? Ты фактически брал на гастроли 10-ти летнего пацана.

- Я передал ему радостное возбуждение! Знание географии, некое «уличное образование», которое может получить не каждый. Он фактически был на гастролях со мной и кучей других музыкантов, то есть Стиви Уандер – он тусовался и со Стиви Уандером. Так что он вырос в очень уникального типа.

- Даже на гребне этого безумия, пытался ли ты выкроить хотя бы 15-20 минут времени в день для «отцов и детей» ?

- О, чувак, каждый день ! Обычно я делал это, давая задания, касавшиеся нас обоих: «Сегодня ты мой роуди, лови мою гитару», делая это штукой «для нас»; нам пришлось этому поучиться. Лично я делал это вот так. Как я уже сказал – уникальнейшей воспитание, но одновременно я не знаю более «правильного» парня, чем Марлон!

- Так что он никогда не выговаривал тебе потом: «Зачем ты меня родил ? Я бы сейчас играл себе в крокет, а вместо этого тормошу тебя все утро в Доме культуры бунтарей».

- Это было уникальное воспитание, уникальные обстоятельства.  Еще никто не написал книгу советов о том, как воспитать ребенка, когда ты – наркоман и рок-звезда. Тебе приходится, как говорят, в итоге говорить: «Ты мой сын, понятно ? Мы – семья».

- Он когда-нибудь давал тебе повод для беспокойства ?

- Бесспорно, я бы сделал это, если бы он дал  – но все обошлось. Он ходил в подготовительную школу на Лонг-Айленде, и однажды он вернулся оттуда и сказал: «Тут ничего хорошего, пап. Я хочу лететь в Англию и получить немного образования». Он сам принял решение, и отчалил вместе со своей маманей,  и получил свое образование. И я рад, что он принял это решение, и я думаю, что и он тоже, потому что… знаешь, он тусовался с разными жопами.

- В то время как твои дети росли с Патти в Коннектикуте, трудно представить тебя на футболе.

 

 

 

 

 

 

 

 

- Оо… я был на нескольких отчетных концертах и школьных постановках. Я отыграл свой кусочек папаши, и довольно. Это немного ново для меня – выпускные, и тэ дэ.

- Ты получаешь от них удовольствие ?

- О да, конечно, получал. Для меня это было важно, поскольку это было важно для них.

- Не ощущаешь ли ты себя закованным в цепи домашнего быта ?

- Нет! Я – тот, кто готовит завтрак. Когда я дома, то я по максимуму папуля.

- Когда ты не работаешь, на что похожа твоя жизнь в Коннектикуте ?

- В зависимости от погоды – сижу дома и немного читаю. Там всегда хватает входящей информации для того, чтобы жить с ней. Патти и я без детей – мы вроде как все еще учимся. Дети покинули гнездо, но они всего лишь за углом; большую часть времени они так или иначе бывают дома. У нас много семьи, особенно у Патти – немерянная семья! А наша – это скорее племя.

- Играешь ли ты каждый день ? Я пообщался с некоторыми музыкантами, и многие из них говорят вроде: «Если я не поиграю один день, то я ощущаю нечто вроде ломки». Другие же – типа: «Когда я отыграл тур, то меня тошнит от одного вида гитары».

- Я где-то посередине. Я не ощущаю, что я должен это делать. Главным образом, я очень самолюбив: играю, когда хочу. Если приходит идея к песне, или если гитара просто пялится мне в лицо, а больше в общем-то нечем заняться, тогда мы проводим время вместе. Но она тоже должна хотеть меня –именно тогда, когда я хочу её.

- Не задаешься ли ты иногда вопросом, а почему ты все еще здесь ?

- Конечно. Иногда на ум приходит мысль: «А что там еще осталось для меня в этой лавочке ?» Ха-ха… реально большой леденец ?

- Если бы у тебя было 90 дней…

- В тюрьме ?  (смех)

- Нет… последние 90 дней в жизни,  то куда бы ты поехал ? Где находится то  место ?

- Я бы угнал в тропики, на Карибы – либо на Ямайку, либо на Пэйрот-Кей. Вот тут-то я могу вволю оттянуться и потусоваться, и я знаю, что тамошним парням абсолютно насрать на то, кто я такой. Пэйрот-Кей — более поднадзорная местность, и я летаю туда главным образом из-за внуков, а еще у меня есть этот маленький пляжик, который столь мелок, что там сможет утонуть только идиот. Вот почему я тусуюсь там. Но для меня Ямайка была и, наверное, навсегда останется моей любимой дырой.

-  Я знаю, что ты любишь собак. Берешь ли ты своих собак на каникулы ?

- Ага, прямо сейчас у нас живут два французских бульдога. Мой чувак Распутин умер всего месяц назад – я подобрал его в России и привез его назад, чтобы он стал царем всея Коннектикута – там он нашел свое природное предназначение.

- Ты рос с собаками в семье ?

- Моя мать ненавидела животных. Я всегда хотел кого-нибудь. Однажды у нас был кот, которого моя мама отвезла на усыпление, и поэтому я приколол кнопками на её дверь: «Убийца». Однажды у меня была домашняя мышь. Я всегда хотел животных; с ними есть нечто вроде связи. Мне всегда казалось, что это очень невинно и красиво – здесь видно некое прекрасное доверие, так как нет третьей стороны.

- У тебя есть в доме своя берлога?

- Ну да… но я все время перебираюсь из комнаты в комнату, в зависимости от того, где проходят активные действия! И у меня есть библиотека, и я хожу туда. Но у меня появляется проблема с тем, что я зарываюсь там с головой и перестаю общаться. Я просто ухожу в мир книг и повествований. Прямо сейчас, я читаю эту ужасную книгу, но я люблю её, потому что это проза XIX века. Она называется «Великие британские сражения» — ха-ха! Она до жопы скучная, но сама манера изложения и их выбор выражений – это очаровательно, так что я главным образом изучаю литературу, смею предположить; я просто нахожу новый способ смотреть на неё – или старый, как будет угодно.

- Рассматриваешь ли ты сейчас группу как нечто вроде Каунта Бейси или Дюка Эллингтона, где ты просто продолжаешь играть, потому что это – то, что ты делаешь ?

- Мы любим это, и даже более важное: они любят это. Тебе не распродать Гайд-парк за 4 минуты – а это как раз и произошло недавно – без осознания того, что у тебя есть публика. В известном смысле, ты чувствуешь некие обязательства. Я никогда не нервничаю.  Я не чувствую, что все это на мне, понятно ?  Я просто здесь, чтобы толкнуть немного гаша, и чтобы всем было классно.

Добавить комментарий