“The Guardian”, 15-01-2021
Пережив наркозависимость, рак, а теперь и Ковид-19, а записала ли Марианн Фейтфулл свой последний альбом? Она рассказывает Алексису Петридису о том, почему она по-прежнему верит в чудеса.
Марианна на телефоне из своего дома в Патни, юго-запад Лондона. Она звучит именно так, как можно от нее ожидать: так же сипло, как ее пение на каждом альбоме, что она записала за последние 40 лет и, как у дочери баронессы, очень аристократично. Её словарь безошибочно таков, как у кого-то, кто подрастал в пароксизмах 60-х, выражаясь в предложениях, которые начинаются с «Оу, чувак…»; вещи, которые ее раздражают – это «занудство». Но перед тем, как мы начнем, она предлагает исчерпывающие извинения. Её память, как она говорит, уже не та, что прежде. «Это дико; штуки, которые я забываю, — говорит она. – С короткого расстояния. Я очень хорошо помню нечто из давнего прошлого. А вот недавнее я как раз и не могу вспомнить. И это непростительно. Ужасно. Ты не поверишь, насколько это ужасно».
Потеря памяти – это результат Ковид-19. Она была в некотором роде в лучшей форме за всю свою карьеру, когда в апреле грянул вирус, на полпути процесса записи своего 21-го соло-альбома “She Walks In Beauty”. Это было и время работы над байопиком, основанном на ее автобиографии (1994). («Он должен получиться реально хорошим, — говорит она о фильме. – Но он не требует моего художественного вклада: я прожила жизнь, и этого достаточно».) Она не помнит ничего о том, как заболела, или как её поместили в палату «интенсивного ухода»: «Всё, что я знаю – это что я была в очень темном месте; предположительно, это была смерть».
Во внешнем мире были заготовлены некрологи. Это были не просто эти мерзкие журналисты, которые предполагали, что пора везения Фейтфулл (в прошлом увидевшая себя прошедшей через героиновую зависимость, булимию, попытки самоубийства, бездомность, рак груди, гепатит С и в 2014-м – сломанную шейку бедра, в которое после операции забралась инфекция) наконец-то подошла к концу. Она была, по собственному признанию, в очень большой степени «точечным рынком сбыта» для Ковид-19: 73 года, с полным набором скрытых заболеваний, в том числе эмфиземой, результатом десятилетий курения. «Оу, чувак, — вздыхает она сейчас. – Хотелось бы мне никогда в жизни не брать в руки сигарету».
«Она на самом деле не планировала выкарабкаться, — говорит ее музыкальный сотрудник Уоррен Эллис, более известный как главный подающий реплики Нику Кейву в “The Bad Seeds”. – То, что она выжила – это безумие». Её ситуация казалась настолько мрачной, что Эллис даже получил текст, выражавший обеспокоенность о ее состоянии, от ее давнего друга и продюсера Хэла Уиллнера, самого заболевшего Ковидом: Уиллнер умер от вируса в тот же день после того, как оно было отправлено. Её менеджмент опубликовал заявление, в котором говорилось, что она «хорошо реагирует на лечение», но Фейтфулл говорит, что в больнице у врачей были менее оптимистические прогнозы. Как только она выздоровела, то прочитала свои медицинские записи и обнаружила фразу: «Только паллиативный уход».
И все-таки она выздоровела, хотя и с остаточными эффектами. «Три вещи: общее недомогание, а также память и мои легкие по-прежнему не в порядке – мне приходится дышать кислородным аппаратом и все эти штучки. Побочные эффекты очень странные. Кто-то после них возвращается, но они не могут ходить или говорить. Жуть».
Невероятно, но она быстро вернулась к работе, закончив “She Walks In Beauty”, и это, наверное, говорит кое-что о ее особой страсти к этому альбому, выходящему в апреле: неожиданный проект, даже имея в виду ее эклектичную соло-дискографию последних лет, которая вобрала в себя новую интерпретацию «песенного балета» Курта Вайля “The Seven Deadly Sins” (1933), совместную запись с “Blur” и “Pulp”, и кавера на всех подряд — от Дюка Эллингтона до “Black Rebel Motorcycle Club”. В “She Walks In Beauty” Фейтфулл читает работы поэтов-романтиков: «К осени» Китса и «Оду Соловью», «Озимандиас» Шелли, «Прелюдию» Уодсворта – под аккомпанемент Эллиса и с вкладами от Брайана Ино и Ника Кейва.
Она впервые увлеклась стихами в школе. «Это ж достаточно очевидно, не так ли ? – она фыркает. – Я была умненькой девочкой, хорошенькой девочкой, и я считала, что они все – обо мне». Она хотела записать их «очень давно, но не могу вспомнить, насколько, и захочет ли записывающая компания когда-либо издать это; кто бы когда-либо захотел это послушать ? Даже я подумала об этом с коммерческой точки зрения, а это никогда не было моей прерогативой. Я просто не могла себе этого представить. Но потом, наконец-то, на самом деле благодаря Уоррену и моему менеджеру Франсуа, я увидела, что я могла бы записать его сейчас и – это ужасно – но он точь-в-точь подходит к тому, через что мы все проходим. В нашей жизни это самая подходящая вещь для данного момента. Мы записали диск в локдауне, и в то время, как я работала над ним, ко мне именно эта мысль и пришла. Я посчитала, что он очень успокаивающий и по-своему очень красив. Сейчас, когда я читаю эти стихи, то вижу Вечность: они похожи на реку или гору, они прекрасные и успокаивающие. И я поняла, — добавляет она с гортанным смешком, — что они не обо мне».
Её последний альбом “Negative Capability” (2018) был еще одной совместной работой с Эллисом и экстраординарной медитацией на темы старости, одиночества и потерь, не в последнюю очередь – имея в виду Аниту Палленберг, ее давнюю подругу и бывшую наперсницу «Роллинг Стоунз», которая скончалась в 2017-м. В него включена переделка ее дебютного сингла “As Tears Go By”, написанного Миком Джеггером и Кейтом Ричардсом, которая, как говорит Эллис, в студии довела всех до слез. По понятным причинам альбом получил восхищенные рецензии, заставившие Фейтфулл изречь, что Британия «наконец-то поняла, кто я такая и что пытаюсь сделать, чего я ждала всю свою жизнь».
«Я реально доставала людей, думаю… каким-то образом, — говорит она сейчас, имея в виду большую часть своей карьеры. – Возможно, просто все, связанное со мной, было докучливым. Понимаешь, я не была иногда общепринятой артисткой, а еще, чтобы прояснить данную тему, «это» было не наигранно, и поэтому оно, как считала я, просто «доставало» людей. Они не могли смириться с этим; они просто не хотели, чтобы это было правдой».
Когдаона была подростком, то пела по фолк-клубам в Ридинге, но говорит, что у ней не было желания стать поп-певицей. «Оу, чувак, я была реально счастлива. Я собиралась поступать в Кембридж или Оксфорд и изучала английскую литературу, философию и сравнительное религиоведение. Я помню, что когда говорила это людям в то время, то они впали в ступор ! Но я так и не сделала этого, не так ли ? Глянь, что я сделала на самом деле! Я исполнила все их самые смелые фантазии».
Её академическая карьера подошла к концу в ту ночь, когда она пошла на вечеринку, организованную «Роллинг Стоунз», в компании своего (вскоре) первого мужа Джона Данбера. Она была замечена менеджером «Роллинг Стоунз» Эндрю Олдэмом, который сбросил ее со счетов как «ангела с большими сиськами», но все же подумал, что сможет отлить из нее некую «звезду». «Это была ужасная идея, — говорит она сейчас. — Мне потребовалось много времени, чтобы превозмочь то презрение, которое я испытывала к Эндрю и (его бизнес-партнеру) Тони Калдеру, и даже к Мику и Киту. Ты знаешь, я любила Мика и Кита, и Чарли, и на самом деле Ронни, но… мне потребовались годы на то, чтобы принять это, что это была я, и что мне изначально надо было сделать это; что это была моя участь, моя судьба».
У ней была причина быть столь исполненной презрения. Тем более, если вы желаете скоротать свои часы локдауна в осуждении сексизма музыкальной индустрии 60-х, то история Фейтфулл – это хорошее начало. Она была, как позднее обозначила это сама, «кем-то, кто не только не может даже петь, но даже реально писАть или что-то: просто кто-то, из чего можно сделать «что-то». Я была просто лакомым кусочком, реально, ужасно депрессивной». Кажется, Олдэм видел ее в первую голову как инструмент проживания своих фантазий, где он был британским Филом Спектором с набором соответствующих «звезд». Фейтфулл была «фондом хранения» любого средненького материала, что могли бы написать Джеггер и Ричардс, и артисткой «лёгенькой» эстрады: хорошенькая, аристократичная девушка, чьей нишей будут «полигонные испытания» фолк-песен на публике эстрадных шоу в субботу вечером.
Самое плохое, что результаты были катастрофическими, но время от времени что-то свое из Фейтфулл начинало сквозь это «блистать»: пронизывающая меланхолия, которая давала силу ее синглам “This Little Bird” и “Go Away From My World” (1965) , где ее вокал делал инъекции слишком большого количества грусти и томления в теоретически легковесные песни. «Да, уныние, — говорит она. – Это часть меня! Я не знаю, откуда оно пришло. Возможно, это мой знак Зодиака, хотя я не особенно верю в подобное. Это просто мой персонаж».
Но ее певческая карьера застопорилась в 1967-м. Она провела остаток десятилетия знаменитой (а после нарко-ареста в деревенском поместье Ричардса в “Redlands” – печально знаменитой), будучи подружкой Джеггера или, лучше сказать, музой — той женщиной, которая подарила ему экземпляр «Мастера и Маргариты» Булгакова, тем самым посеяв семена “Sympathy For The Devil”; вдохновительницей “Wild Horses”, “Dear Doctor” и “You Can’t Always Get What You Want”. «Муза ? Быть ею очень дерьмово, — вздыхает она. – Это ужасная работенка. В мире ведь нет мужчин-муз, правда ? Можешь ли ты припомнить хоть одного ? Нет».
Её записывающий лейбл изъял из продажи ее шероховатый сингл ”Something Better” (1969), ужаснувшись обратной стороной – “Sister Morphine” – столь безрадостное изображение наркозависимости, что она явно была сочинена кем-то, кто знал о том, что он говорит. Когда «Роллинг Стоунз» записали ее, то они убрали ее фамилию из авторских титров, формально из-за того, что они знали, будто любые деньги, полученные ей, будут потрачены на наркотики ( в итоге они восстановили ее имя в 90-х).
Она порвала с Джеггером и еще глубже скатилась в зависимость. Она потеряла родительские права на Николаса – своего сына от Джона Данбера; она говорит, что пару лет назад ее решение снова поселиться в Лондоне вместо Парижа было связано с желанием быть ближе к сыну и внукам, «потому что я забросила его на весь тот период времени, я была невероятно несчастна от того, что его взяли от меня, но пришло время прощать и воспарить над этим, и жить здесь ради него и моих чудных внучат!»
Время от времени друзья пытались помочь, но аж до 1979-го года она не могла полностью оправиться, дабы создать потрясающий “Broken English” – альбом, в котором Фейтфулл внезапно появилась затем, чтобы обратно спружиниться к жизни клыками наголо. Его песни были о наркозависимости, терроризме и неприкаянности (завершающая “Why D’Ya Do It” была настолько нецензурной в своем описании любовного романа, что работники “EMI” вышли вон, отказываясь печатать альбом) или же представили Фейтфулл как призрак с празднества ностальгии по 60-м годам. «Я приняла решение реально, полностью отдать свое сердце всей штуке, и вот так и случилось. Я была как бы достаточно умна для того, чтобы понять, что мне еще многому следует поучиться. Понимаешь ли, я не поступила в Оксфорд, но я пошла в студию “Olympic” и понаблюдала, как записываются «Роллинг Стоунз», а еще я наблюдала за записью «Битлз», также. Я наблюдала за лучшими людьми, когда они работали, и как они работают, и думаю, что главным образом благодаря Мику я увидела то, как люди сочиняют, тоже – превосходного артиста в своем расцвете. Я наблюдала за тем, как он сочинял, и я многому научилась, и я всегда буду благодарна».
Он начал Акт второй в звукозаписывающей карьере Фейтфулл, в которой она показала всем исвою заслуживающую уважения артистическую неугомонность: «Так, а что мне было терять ?» — смеется она, когда я предполагаю, что, кажется, с годами она стала смелее в музыкальном плане – и приобрела особенное умение привлекать более хиповую тусовку творческих сотрудников, чем можно было ожидать от того, что могли бы поднабрать ее соратники по 60-м. Как с “Pulp” и “Blur” и Ником Кейвом с неопределенным числом “Bad Seeds”, она работает с Беком, Пи Джей Харви, Анной Кальви, Миком Джонсом (“The Clash”), Лу Ридом, Кэт Пауэр и Анони. «Я знаю, — говорит она, — что мне очень повезло. Не знаю, как это называется, но это есть, и они более хиповые, крутые и даже более привлекательные».
«Она реальная, — предполагает Уоррен Эллис. — Она неподдельно замечательна, и она в наибольше степени уникум. Все, что вы о ней думаете – это она. Она типа уникальна в том, что осталась актуальной; она не скатилась в некую как бы ностальгическую единицу. Она очень остроумна, она интеллигентна и она экстраординарна, тоже, потому что она прожила жизнь – для многих людей она была как бы первопроходцем, даже не осознавая этого. В ее ее карьере не найти никаких шаблонов. И о чем бы она не рассказывала вам, все это – правда: она ведет честную игру».
Эллис говорит, что “She Walks In Beauty” – это альбом, который Фейтфулл «хотела записать всю свою жизнь». Есть шанс, что он также может стать последним: последствия Ковида на ее легких означают, что в данное время она не в состоянии петь. «И, возможно, я больше не смогу петь никогда, — говорит она. – Возможно, моему вокалу уже пришел конец. Возможно, я бы невероятно огорчилась этим фактом, если бы все было настолько серьезно, но с другой стороны, мне уже 74. Я не чувствую на себе некоего проклятия, и я не чувствую себя нерушимой. Я просто чувствую себя долбанным человеком. Но во что я верю, и это дает мне надежду – я верю в чудеса. Понимаешь, врач, реально милый доктор из государственного здравоохранения, она пришла повидать меня, и она сказала, что она совсем не думала, что мои легкие когда-нибудь восстановятся. И то, где я закончила, это: «О-кей, возможно, так и будет, но возможно, неким чудесным образом они и вылечатся». Не знаю почему, но я верю в чудеса. Просто верю. Возможно, я должна. То путешествие, в котором я побывала, те вещи, через которые я заставила себя пройти, через что я прошла… так далеко, и со мной все о-кей. Звучит ли это реально банально ?
Нет, я говорю, что не думаю, будто это звучит банально. Это звучит обнадеживающе. «Да, – говорит она. – Мы должны надеяться, это реально важно. И я тоже, да.
Блять, я все еще здесь».
