Кит Ричардс: «Ты никогда не вырастаешь»

Миранда Сойер. RadioTimes.com, 23 июля 2016.

Я встречаюсь с Китом Ричардсом в отеле “Dorchester”. Я пришла рано — и,  как оказалось, он тоже. Это неожиданно. Тем не менее, весь остальной антураж точно такой же, как и должно быть. Ноги как веточки,  затянутые в черный трикотаж. Зеленые кроссовки и под цвет им — изумрудно-зеленая расстегнутая рубаха со свисающими цепочками. Сложный браслет на его левом запястье («Это наручники, — сипит он. – Они никогда не заберут меня снова, хехехе»). Сумасшедшие вихры повязаны черной банданой-полотенцем. И, за всем этим, лицо из складок и изгибов, теней и света.

Тем не менее, ничто из этого не передает его теплоту и харизматическое присутствие. Он гораздо более дружелюбен, чем можно ожидать, и в свои 72 более энергичен. Он дергается вокруг своего стула, хватает сигареты, азартно закуривает. Он дурашлив, как ходячая реклама долговременного беспутства в той же степени, как Мик Джаггер – бережной заботы о здоровье.

Его энергия действует тем сильнее, когда он использует по назначению свой голос. С Китом тишины не бывает много. Его слова неразборчивы и удлинены, и когда он думает, то иногда издает звук двигателя на низких оборотах: «Хннрхнр». Он всё время смеется. Он смеется, чтобы указать на конец своих предложений, своих мыслей, своих ответов; начиная серьезно, а потом издавая быструю шутку и гогоча. Наверное, это его техника интервью, но она определенно хорошо поставлена и очень заразительна. Я тоже начинаю смеяться. Он – тонизатор.

Как оказывается, Кит очень рад поговорить с RadioTimes. «Пришли мне копию!» Его мама Дорис (которая умерла в 2007) была фанаткой радио. Когда он был маленьким, она переключала рукоятку приемника между “Home Service” (до 1967 так называлась “BBC Radio 4”) и  “Light Programme” (канал легкой музыки). «Тогда не было стерео, его даже еще не изобрели, никаких проигрывателей пластинок, — вспоминает он.- Было радио, и моя мама была спецом по переключению. Если я хоть как-то начал относиться к музыке, то это – воспитание Дорис. Музыка везде. Если в доме стояла тишина, значит что-то пошло не так».

Кит был единственным ребенком, и Дорис была его опорой. Он по-прежнему иногда скатывается в настоящее время, когда говорит о ней, и он рассказывает о том, как она умерла. «Она сказала: «Почему я, Кит?» И я сказал: «Тебе 93, мам». Это было лучшее, что я смог из себя выдавить. И она сказала: «Этот морфий неплох, знаешь». И это были её последние слова». Сигнальный смех.

Его мама не была идеальной – родители все такие – и когда Кит был маленьким, они ссорились на почве его любви к животным. Ему были неинтересны взрослые разговоры («Когда они спорят о ренте и страховке»), и он уединялся в своем собственном мире. В качестве его части, он решил заиметь «маленького друга». Его мама не была фаном домашних зверей, но Кит изловчился завести мышонка, которого он носил в своем кармане, и кошку, которую, как он считает, его мама утопила. «Наверное, это выводило её из себя больше, чем я считал. Она просто сказала: «Кошка убежала». Я нарисовал кошку, написал под ней: «Убийца» и повесил это на дверь её комнаты. Я называл её Глэдис. Это была травмирующая пора».

Теперь у него есть собаки. «На данный момент только две. Потому что еще две сдохли. Они дошли до конца своей веревочки, посмотрели на меня и сказали: «Я сейчас ухожу». Я очень любил их. Знаешь, ты ласкаешься с ними, если тебе становится одиноко или что-то. Я всегда считал животных естественной частью дома. Но также тебе нужно знать, что… Я хочу сказать, ты знаешь меня, я собираюсь тусить вечно!.. но тебе нужно знать: «Я однажды увижу, как этот щенок сдохнет». Это даёт тебе ощущение пространства и времени».

Пространство и время… Перед встречей с Китом я посмотрела пробный вариант нового фильма Джульена Темпла “Keith Richards: Origin of the Species”, который затрагивает ранние годы гитариста, от рождения до восемнадцати, оканчиваясь в точности там, где начались “The Rolling Stones”. Это чудесное переплетение архивов, анимации и продолжительного интервью с Самим Китом.

Одна из вещей, которая поражает меня больше всего – это то, каким стародавним все это кажется, как близко к Второй Мировой войне (Кит настаивает, что первым звуком, который он услышал, был рёв немецких бомбардировщиков), и как  далеко детство Кита отстоит от сегодняшнего дня. Это, конечно же, в какой-то мере вина “The Stones”: они и «Битлз» были Нулевым Годом для современной молодежной культуры, полностью заново изобретшими поп-музыку так, что всё, бывшее до них, кажется античностью. Но это не так, особенно для Кита. Как напоминает нам фильм, он существовал до “The Stones” и у него отличные воспоминания о том времени. «Память – нелепая вещь. Её может запустить в действие одна маленькая фраза», — говорит он.

Мы говорим о том, как он был в школьном хоре. В возрасте 12 лет, он и два других его друга из Дартфордской технической школы пели вместе с большим успехом, выступая в концертах, в том числе и для Королевы в Вестминстерском Аббатстве. «Мы были лучшими сопрано на всем юго-востоке». Но, когда им стукнуло 13 и их голоса начали ломаться, школа заставила их остаться на второй год, потому что они пропустили со своим пением много работы. Это до сих пор терзает.

«Все эти золотые кубки и награды для хора, и они рассыпали их вокруг актового зала, а потом мы были просто как фтттпххттррп – растоптаны! Это было несправедливо. Но именно тогда зародилось семя бунтарства. Перед этим всё было: «Да, сэр, нет, сэр». Но примерно тогда это изменилось. Типа: «Может быть, мы сможем проложить здесь новый путь…»

Кит и его друзья начали сознательную кампанию на исключение (это им удалось). Что он думает сейчас о власть имущих? «Я больше интересуюсь тем, что думают о власть имущих другие. Камеры везде. Пришел Большой Брат, и мы все думаем, что это – для нашей же безопасности. Может быть это так, может быть – нет… Я не знаю ничего об обществе, где все вы думаете, что вам необходимо следить друг за другом. И я не хочу забираться слишком глубоко, но я могу прожить без религии. Каждый постоянно оглядывается через плечо! Здесь есть элемент страха. И определенные парни спланировали это именно таким образом. Может быть, это хорошо – бояться какое-то время, я не знаю. Но это витает в воздухе, тот элемент страха… Я привык к копам, я нарываюсь на неприятности – я не хочу этого для общества. Но это – здесь, хочешь ли ты или нет». Он переводит дух.

«Это порочный мир. В то же время, мы сидим и обсуждаем здесь (начинает говорить с пафосом в голосе): «Британия войдет или выйдет? Лично мне все равно.  Лично я бы вторгся во Францию. Я был бы очень хорошим Генрихом VIII-м, я был бы Эдуардом III-м, если уж на то пошло. Хахаха…» Он снова превратился в пирата. Это его состояние по умолчанию, его коронная роль. Я смею предположить, что он одевается именно так, потому что это – его униформа: таким же манером, как Марк Цукерберг одевает такую же серую футболку и джинсы каждый день, когда идет на работу, Кит натягивает свой прикид, чтобы стать «Китом». Он сам подтверждает, что это – персонаж. «Пули отскакивают… Ты становишься этой иконой, и ты ничего не можешь с этим поделать. Ты хочешь Кита Ричардса, я дам тебе его».

К этому же приступает и режиссер Темпл. Он – массивный фан “The Stones”, но специфично – Кита. Он хочет поставить Кита перед молодежью и заставить их понять, что нон-конформизм освобождает, что бунтарство – это потенциальная возможность. «Я не хочу грубо льстить ему, — говорит Темпл. – Но то, кто он есть – это для меня нечто магическое. Жозе Моуринью  (главный тренер «Манчестер Юнайтед») считает, что он – Особенный, но он не прав. Это – Кит. Я хочу, чтобы он вдохновлял других бунтарей».

Это неплохая идея, но я не уверена, что многие люди смогут ухватить особый стиль Кита. Или его самоотверженность. Большая часть из нас прекращает бунтовать к среднему возрасту, постепенно заменяя вечеринки на телик и чай. Киту понадобилось дойти до 62-х, чтобы завязать с кокаином после того, как он ударился головой, когда прыгнул с дерева на Фиджи. И всё-таки, несмотря на свою роль бунтаря, Кит состоит в браке 33 года с Патти Хансен и является отцом 5-х детей (двое с ней, трое с Анитой Палленберг; один умер младенцем) и дедом 5-ти внуков. День за днем он видит себя «семейным человеком». И это простирается на его группу, тоже. Он говорит, что «изобрел» свою работу ради товарищеских отношений, и он мил по отношению к остальным “Stones”: «Я хочу быть похоронен рядом с Чарли Уоттсом».

Мы отклоняемся к теме о «Битлз». Он любил их как друзей, особенно Джона, но «предал анафеме», когда они начали тусоваться с Махариши. «Гребанный гипнотизер… Работа минетчика, хехехе… Но тебе нужно подумать, чтó именно бытие «Битлз» сделало с самими «Битлз» ? Они хотели, чтобы кто-нибудь взял их на себя, они больше не хотели быть Богами, они воткнули это всё в Махариши». Глядя со стороны, он комментирует: «В музыкальном плане, у «Битлз» был неплохой саунд, но «живая» штука?  Там они никогда не были всецело».

Мы возвращаемся к его собственной банде. Он рассказывает мне, что “The Stones” недавно практиковались в студии Марка Нопфлера. Играет ли он дома, сам по себе ? Мне интересно. Он шутит, что «по вторникам – пианино, по средам – гитара» и говорит, что берет в руки инструмент всякий раз, когда хочет, но ему нравится  ощущение товарищества, когда он играет с другими. «Я очень рассчитываю на людей, с которыми работаю, — говорит он. – Мне нужны энергия и спонтанность этого дела».

Почему, как он считает, “The Rolling Stones” оказались долговечнее остальных групп? «Ну, они не настоящие ансамбли, — говорит он. – Они – группы. Мы – ансамбль. А реальный ансамбль не расклеивается, пока не умрёт! Эти группы, они становятся известными, но они – для поколения. Только для одного своего десятилетия. Они буквально уходят, когда из них уходит тестостерон… Я имею в виду, мы работаем без дураков, никто не принимает это как должное. У “The Stones” получилось быть частью жизни, минуя процесс увядания. Также, что еще ты собираешься делать? Я здесь, с другого конца, и я смотрю на жизнь отсюда… Это – то, что происходит. Это случится с тобой, это случится с каждым, кто будет читать это. Жизнь изменяется, в то время как ты идешь дальше, и вещь в том, что она не останавливается. Ты никогда не вырастаешь, ты просто узнаешь еще немного. Я не старею, я эволюционирую». И смеется снова – как, впрочем, и я.

Добавить комментарий