Их Сатаничества: по воле рока…

Журнал “Mojo”, февраль 2018

Their Satanic Majesties Request” был «роллинговской» кислотной рок-авантюрой, изначально задуманной и произведенной на пике нападок британского истэблишмента на «юную революцию» в то время, как группа заходила и выходила из суда (и тюрьмы) так же часто, как и в звукозаписывающую студию. Но сумеречное безумие этого альбома, которое захлопнуло дверь психоделии 1967-го, осталось навсегда запечатленным в их ДНК. Эту неизвестную сказку братьев Гримм расскажет нам Марк Пэйтресс.

27 июня 1967: Кайфующий Лондон приобрел «техниколорную» окраску. Бутики заполнились Красивыми Людьми и красивыми звуками. Все и каждый покупают «Сержанта Пеппера» и “A Whiter Shade of Pale”. В воздухе витает свобода. Но только не для Мика Джаггера…

Ранее в этот день признанный виновным в незаконном хранении 2-х таблеток амфетамина мировым судом Чичестера, фронтмен «Роллинг Стоунз» и знаковая фигура молодежи находился в тюремной камере Льюиса, недалеко от побережья восточного Сассекса, где ожидал вынесения приговора.

Подруга, Марианн Фейтфулл, которая за полгода до этого объявила, что она бы не прочь увидеть полную структуру коллапса общества, прибыла к нему с подарками: 3-мя пачками сигарет, книгами по Тибету и современному искусству и шахматной доской – наверняка в виду того, чтобы помочь заключенному № 7856 найти кратчайший путь к освобождению.

«Мик был наибесспорнейше разбит», — вспоминала Фейтфулл в своей автобиографии. Предвкушая недели, наверняка месяцы в тюрьме, Джаггер заламывал себе руки и безудержно рыдал. «Что же мне делать ?» — повторял он снова и снова.

Всё ещё приходя в себя после триповых моментов вместе со Стивом Мариоттом и товарищами в Ричмонде, широкоэкранная перспектива Фейтфулл позволила ей осознать то, как данная сценка будет выглядеть для надзирателей с их стрижками под «бобрик» и недоверием к избалованным рок-звездам. «Соберись, ну же», — сказала она, вручая ему блокнот.

После того, как дверь со скрипом закрылась, а шаги Фейтфулл растаяли в тишине, к Мику пришли слова: «Это же так, так одиноко, ты за две тысячи световых лет от дома».

Два дня спустя Джаггер получил трёхмесячный тюремный срок, и его снарядили в тюрьму “Brixton”. Его конфиданте Киту Ричардсу был присужден год. На другом конце города, в студии “Olympic” в густолиственном Барнсе, западный Лондон, «Студия 1» наполнилась тишиной, так как работа над тем, что станет самой противоречивой и цветистой, дерзкой, но недооцененной записью «Стоунз», была временно приостановлена.

«На “Satanic Majesties” много чепухи, — высказал мнение Джаггер годы спустя. – Слишком много времени в наличии, слишком много наркоты, нет продюсера, который сказал бы нам: «Хватит».

Звукорежиссер Глин Джонз, который сидел за пультом на протяжении девяти месяцев вахтовых сессий, не смог охарактеризовать эти сессии никаким другим эпитетом, кроме «незамутненная ерунда». Его младший брат Энди, который присоединился где-то на середине работы как оператор ленты, назвал этот альбом «Сержантом Пеппером для бедных». «Это было экстравагантно, — сказал он журналу “Goldmine”.  – У вас тут Билл Уаймен играет на вибрафоне ?» Кит Ричардс настолько часто опускал альбом как «кучу шлака», что теперь это – практически мантра. И всё же «Стоунз» позднее превратили два из его ключевых треков – “She’s A Rainbow” и “2000 Light Years From Home” – в свои излюбленные «живые» номера, в то время как знатоки жанра привычно оценивают пластинку как один из наилучших примеров психоделии в её самом за-трипанном зените.

Наверное,  в творчестве «Стоунз» уже назревал намек на приближающуюся мель — или, по крайней мере, что-то вроде неё, обязанное собой их коллизиям с истэблишментом – когда 22 января группа начала 1967-й год, исполнив свой новый сингл “Let’s Spend The Night Together” в передаче легкой музыки британского ТВ “The London Palladium Show”. Все выглядело неплохо, пока в конце программы группа не отказалась присоединиться к гостям эфира на вращающейся сцене – традиционный финал – тем самым спровоцировав всплеск негодования в прессе, продолжавшийся потом еще несколько дней.

Сама по себе песня была тремя минутами приподнятой высокодуховной поп-половой охоты с вызывающим названием, записанная прошлым ноябрем. Несмотря на судьбоносные звуки полицейских дубинок, производимые кликами клавишных на 1:40, она была более спокойной и мелодичной, чем её предшественница “Have You Seen Your Mother, Baby, Standing In The Shadows ?” – какофоническое прощание «Стоунз» с годом, обозначенным чередой синглов, от которых веяло темнотой и психологическим кризисом. Но Джаггеру еще оставалось доказать кое-что этому миру.

За несколько дней до этого, на весьма влиятельном «Шоу Эда Салливана» в Штатах, Джаггеру пришлось прогнуться под требование редактора об освобождении припева от секс-окраски. Спев «Давай проведем немного времени вместе», он закатил глаза в видимом возмущении, что, казалось, только добавило свою лепту к общему унижению команды. Вернувшись в Лондон, ему разрешили слова, но он отказался прокатиться. «Эта вращающаяся сцена – не алтарь, — сказал он потом, – а скука».

На пике фурора в “Palladium”, Джаггер и менеджер «Стоунз» Эндрю Олдэм практически столкнулись лбами. Вспоминая инцидент годы спустя, Олдэм изобразил его как «детский жест», попытку спасти свое лицо в тени эпизода с Салливаном. Но снова и опять, под внешней оболочкой здесь происходило еще кое-что. Это было, как он написал: «просто типа части плана проверить меня, где мне будет больно, чтобы потом, попозже, нанести мне сокрушительный удар».

После долгого отдыха зимой, 9 февраля 1967-го «Стоунз» вернулись в студию, целиком заказав себе «Студию 1»  в «Олимпике» на две недели. Новые вещи начинались инертно. Если верить Биллу Уаймену, то первую пару дней Брайан Джонс и Кит Ричардс отсутствовали, так как отбыли в Мюнхен, чтобы проверить прогресс над музыкой Джонса к фильму Фолькера Шлендорффа “A Degree of Murder” с Анитой Палленберг, подругой Джонса, в главной роли. В их отсутствие, пробным шаром к альбому стала “She’s A Rainbow” – песня, вдохновленная Марианн Фейтфулл, с побудительной ключевой фразой: «Она является в цветах», почти целиком списанной с “Da Capo” – второго, недавно вышедшего второго альбома загадочников “Love” с Голливудских холмов.

«Стоунз» следили за всем происходящим на Западном побережье, и не просто за фолк рок-группами, подсаживающимися на психоделию. Брайан Джонс, самый ранний и непреклонный защитник кислоты в рядах группы, стал кем-то вроде агента-провокатора, видя роль «Роллинга» как гораздо более знаковую, чем просто эстрадного артиста.

«Кажется, что назревает юная революция в думах и поступках», — сказал он Киту Олтэму из “NME” в районе февральских сессий. Это было знаковое интервью, живо отвечавшее культурным подводным течениям, которые будут иметь место в 1967-м. «Мы ставим под сомнение некоторые из основных «вечных» ценностей, которые терпит нынешнее общество – войну во Вьетнаме, осуждение гомосексуализма, нелегальность абортов, прием наркотиков… Я верю, что мы продвигаемся в новый век идей и свершений…»

Постройка нового века была грубо прервана, когда в воскресенье, 12 февраля, полиция прибыла в «Редлендс», резиденцию Кита Ричардса со рвом вокруг неё, близ Западного Уиттеринга, и арестовала Джаггера, Ричардса и друга, арт-дилера Роберта Фрэйзера.

«Что вызвало все проблемы с полицией, — сказал мне Олтэм, — это то, что Брайан дал интервью двум тайным репортерам “News of the World”, которые приняли его за Мика. Группа дала Эндрю инструкцию подать на них в суд за цитирование слов «не той» личности. И когда в газете поняли, что восприняли это неправильно, то для оправдания своей позиции они передали сведения куда надо для ареста».

______

Детективы под колпаком

Осторожно! Если вы – поп-звезда 60-х, то Норман Пилчер и его товарищи по уголовному розыску пойдут по вашему следу, пишет Пол Трынка.

«Он собирал аресты – а еще он собирал заголовки», — говорит Донован, который насладился сомнительной честью стать первым скальпом известной поп-персоны в коллекции Нормана Пилчера. Образ действий сержанта- детектива мало варьировался за период его славы: работая бок о бок с британской прессой, он охотился на поп-звезд, время от времени то с фотографом, то репортером под рукой… и всегда умудрялся находить наркотики! Нет доказательств того, что ему платили за предоставление сенсационных материалов бульварной прессе; вполне вероятно, что его вела вперед чисто жажда славы. «Мы называли его Групи Пилчер, — говорит Кэролайн Кун из нарко-благотворительного фонда “Release”. – Потому что эти копы жаждали известности. И славы на этом поприще».

В конце 1965-го к поп-звездам относились как к экономическим  источникам щедрых доходов.  К следующему году они стали угрозой обществу. «Мы распространяли манифест Керуака о свободе мыслей, — говорит Донован. – И люди смотрели на нас».

"Тот самый" Пилчер...

Буквально — в смысле с Донованом.  В июне 1966-го он и его друг, «Цыган» Дэйв Миллз, вернулись из поездки по США и поселились в «эдвардианскую» квартиру на 3-м этаже  в Мэйда-Вэйл. Наркоборцы сняли квартиру напротив, чтобы следить за ними. В итоге Пилчер начал манипулировать подругой Цыгана, чтобы она дала им возможность входа к ним.

«Цыг открыл дверь, и внутрь вошли девятеро дюжих полисменов с Пилчером во главе, — вспоминает Донован. – Я голый, пытаюсь повиснуть у  полисмена на шее, а они крушат красивые вещи в доме. Это ужасно».

Донован реально признает, что курил траву, но не те 55 грамм «ливанского», которые Пилчер с триумфом выудил моменты спустя после начала обыска: «Мы даже не могли найти, где в Лондоне можно купить такую дурь! Мы бы никогда не купили так много. Не говоря уже о том, что подумали об этом что-то плохое». После ареста Пилчер попросил его подписать альбом.

Когда Донован и Цыг, наконец, вернулись в квартиру после того, как им предъявили обвинение, телефон зазвонил: «Это был парень из «Дейли Миррор», который сказал: «Расскажите мне всю историю». Следующим был звонок от Джорджа Харрисона, который предложил нам оплатить 10 тыс. фунтов судебных издержек. Мы сказали: «Мы уезжаем, пока этот шум не стихнет». Джордж ответил: «Он не стихнет. Следующими будем мы».

Позднее Пилчер арестует (или попытается арестовать) весь цвет поп-аристократии, в том числе Харрисона, Джона Леннона, Брайана Джонса и Эрика Клэптона – которого предупредили об этом люди Кун; он ускользнул через заднюю дверь хиппи-хаты “The Pheasantry”на Кингс-роуд, в то время как Пилчер стучался в переднюю. В итоге Пилчер сотоварищи был вознагражден за свою прыть бессмертием сомнительно-загадочного толка: его постоянно называют предметом вдохновления Леннона в строчке “semolina pilchard” (сардинка в манной каше) из песни  “I Am The Walrus”.

Закат Пилчера наступил в сентябре 1973-го, вслед за делом Бэйзила Сэндза, который был обвинен в том, что подбрасывал наркотики, несмотря на сомнительные признания Пилчера и команды, что Сэндз работал с ними. Босс Пилчера, главный детектив-инспектор Виктор Килэйр, избежал судебного преследования по состоянию здоровья. Пилчер спасся бегством в Австралию, но был арестован в городе Фримантл и экстрадирован для суда в Олд-Бейли. Вместе с другими двумя товарищами-детективами он был обвинен в «предоставлении заведомо ложных сведений». Судья Мелфорд Стивенсон, уже отпраздновавший водворение в тюрьму близнецов Крэй, сказал Пилчеру: «Вы отравили чистый родник криминального правосудия… и предали ваших товарищей в “Metropolitan Police Force”, которая до сих пор пользовалась уважением всего цивилизованного мира – и что теперь нам от него осталось ?» Его приговорили к четырем годам, он отсидел два и теперь проживает в Кенте.

_____

Джаггер, Ричардс и Олдэм были без предупреждения протолкнуты в самое жерло «юной революции» Джонса. В то же самое время Билл Уаймен, при поддержке Брайана на концертной арфе и Чарли Уоттса на ударных, начали записывать инструментальный трек в студиях «Олимпик». Он назвал его «Кислота в траве».

Джонс полностью погрузился в еще одну новую пьесу – его астральный меллотрон в дуэли с «железной» гитарой Кита Ричардса в наброске для будущей “2000 Light Years From Home”, в то время известной между ними как «Отвязная женщина» (“Loose Woman”). Эта вещь предвосхитила их постепенное погружение в звуковые неизвестности. «Сатаник» тронулся с места.

После того, как 24 февраля сессии закончились, «Стоунз» свернули под откос. Джаггер, Ричардс и Джонс отбыли в Марракеш, где они могли курить гашиш без страха быть наказанными и потерять себя – или, лучше сказать, найти – на оживленных берберских суках (араб. سوق‎  - «базарах»). Однажды вечером Джаггер рассыпал остатки кислоты по обеденному столу у светского фотографа Сесила Битона. «Это будет значит для вас так много… — настоял он. – Вы никогда не забудете цвета…»

У Марианн Фейтфулл остались живые воспоминания о Мике под кислотой, «извивавшегося, словно кобра, выуженная мистическими суфийскими звуками Али Акбара Хана из своей корзинки». А Кит Ричардс в такие часы обычно видел перед собой призрачных летящих птиц. Трипы Джонса были более проблемными, часто отравленными паранойей и вспышками насилия. Во время путешествия в Марокко его подруга Палленберг отчалила вместе с Ричардсом в его «Бентли Континенталь» с шофером у руля. Джонс был оставлен в полном отчуждении.

К тому времени, когда «Стоунз» заново сгруппировались для тура по континенту, продолжившегося месяц, и начавшегося 25 марта в Хельсингборге, Швеция,  Джонс и Ричардс практически не разговаривали друг с другом. Связка влияния Джонс-Палленберг-Ричардс, которая развилась с прошлой осени и уходила корнями в долгие ночи на квартире Джонса на Кортфилд-роуд (результатом которой явилась единственная, но потрясающая новая песня – «тюдороветинская» “Ruby Tuesday”, которая вышла на сорокапятке в паре с “Let’s Spend The Night Together”),  начала постепенно рассыпаться.

Оребро, Швеция, 27 марта 1967

Все еще более запуталось 10 мая, когда Джаггер и Ричардс появились в мировом суде Чичестера, дабы заслушать обвинения касательно ареста в «Редлендс». Полиция выбрала самый подходящий момент, чтобы арестовать и Джонса. «Это была подстава, — утверждает принц Станислаус «Стэш» Клоссовски, сын-денди художника Бальтюса, которого арестовали с Джонсом в тот день. «Когда мы покидали квартиру под арестом, то телевизионная команда была уже там, чтобы снимать нас. Брайан был очень чувствительным артистом, которого все это ранило и ужасало».

Что еще хуже, Джонс покинул свою квартиру и послушался совета адвокатов. «Каждому было сказано, чтобы они держались подальше друг от друга, — говорит Стэш. – но единственной персоной, которая именно поступила именно так, был Брайан. Для него это были очень плохие времена для того, чтобы остаться наедине с самим собой».

Брайан и Стэш, Лондон, 2 июня 1967

Джаггер, Ричардс и Джонс все были выпущены под залог, чтобы позднее в том году заслушать обвинения  в суде. Теперь, когда само существование «Стоунз» встало под вопросом, Джаггер и Эндрю Олдэм встретились на деловом саммите в «Олимпике» 16 мая. В то время, как все законнические материалынаходились в руках адвокатов, они обсудили приготовления для последовавших в следующие пять дней сессий, в том числе фото-позерского визита прессы и посильной роли продюсера во всем этом. Эхо выпендрежа в “Palladium” по-прежнему висело в воздухе, так же как и огорчительное падение в чартах  сингла “Have You Seen Your Mother, Baby”, в котором группа обвинила  продюсерские недоработки Олдэма. В то же самое время, Олдэм уже присматривался в прилегающей студии к группе “The Small Faces”и работал с Дэлом Шенноном.

Продюсер, теперь затянутый во все черное-хипстерское, с бородкой и в шляпе с узкими полями, ошивался поблизости в образе некоей загадочной фигуры перед Глином Джонсом за его четырехдорожечной записывающей консолью. Одновременно в доступных пределах самой студии за фортепиано сел недавно приглашенный студийный ас Ники Хопкинс, который быстро начал работать на общую магию. “She’s A Rainbow”, набросанная в феврале, теперь трансформировалась: Хопкинс предложил мотив из музыкальной шкатулки Моцарта, который очень пикантно  и элегантно вступал время от времени на протяжение всей песни. С добавлением «полудетских» подпевок (при помощи манипуляций со скоростью ленты) и струнной аранжировки от завсегдатая сессий Олдэма и будущего басиста «Лед Зеппелин» Джона Пол Джонса, “She’s A Rainbow” теперь вовсю засверкала своей барокко-орнаментацией. Это было так же поп-сово, как арт Уорхола.

«Стоунз» неожиданно оказались на коне. Еще больше работы было вложено в “2000 Light Years From Home”, определенно ставшей эпической вещью ещё в процессе создания. И потом, тут была “Old King Cole” – мрачная, драматическая трек-подложка. Снова темп задавало пианино Хопкинса, на этот раз острое и тревожное,  за которым следовал безумный напор ударных, гитар и меллотрона. Здесь соединились все недавние перепетии из жизни «Стоунз».

Излом альбома — бунт восточных интервалов и стаккатных звуков саксофона, вылетавших из бронхо-обструктивного меллотрона Джонса, был экстраординарен. Раненный, но не сломленный «Стоун» выдал на гора воющее, чертовски эффектное исполнение, не похожее ни на что, слышанное ранее на поп-записи.

В то время как суд над Джаггером и Ричардсом должен был пройти в конце месяца, «Стоунз» вернулись в «Олимпик» между 9 и 13 июня.  Первый день был потрачен на работу над новой песней Кита Ричардса – “Citadel”. Это была первая песня «Стоунз» за несколько месяцев, построенная вокруг последовательности гитарных аккордов, наполненных истинно мужской силы.

Теперь Ричардс начал все более явно оставлять свой след в дальнейшей работе. В то время как у группы не хватало нового материала, он заново раскопал демо, записанное им в ноябре 1966-го как “Sometimes Happy, Sometimes Blue”. В ней Ричардс импровизировал мелодию поверх аккомпанемента, как будто бы напрямую взятого из песенника группы “Love”. Теперь названная “Dandelion”, с полностью новым текстом, спетым Джаггером (и по слухам, с подпевками Джона Леннона и Пола Маккартни), она была снова пущена в дело как ломтик эфемерного психоделического попа в духе недавних сорокапяток  “Traffic” и “Pink Floyd”.

На сей раз «Стоунз» имели в запасе полузаконченного материала на почти половину альбома. В то время как суд прошел всего две недели назад, они взяли еще один перерыв. Уаймен и Уоттс отправились отдыхать в свои сельские угодья. Джаггер и Фейтфулл вылетели в Танжер, а Ричардс и Палленберг – в Париж.

Заторчавший от хиповых звуков и забав, Брайан Джонс пошел еще дальше, присоединившись к небольшому британскому контингенту, летящем уна международный поп-фестиваль в Монтерей, уже в самолете. Несколько месяцев спустя, на своем монтерейском хит-сингле, Эрик Бёрдон окрестил британского экзотика как «Его Величество принц Джонс». На сцене, во время фестиваля, Брайан представил публике гвоздя шоу – “Jimi Hendrix Experience”, чья версия “Like A Rolling Stone” Дилана довольно вплотную подошла к правде, описав разбитое состояние нашего маленького Принца: сам по себе, и все больше отдаляющийся от дома.

Но вернемся в Лондон. Это лето принадлежало «Битлам»: выпущенный 1 июня, “Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band” ознаменовал дебют Рок-альбома с большой буквы. А 25 июня они представили новую песню, которая с помощью первой в мире телевизионной спутниковой трансляции,распространила послание юной революции Джонса по всей планете. Мик, Кит и Марианн были там же,  в своих смокингах и фуляровых платках, и пели в хоре “All You Need Is Love” для публики всего мира.

Спустя четыре дня, впрочем, послание драматически изменилось. «Мы любим вас!» — кричали в отчаяньи фаны перед Чичестерским мировым судом в то время, как Джаггера и Ричардса увозили отбывать их тюремные сроки — подозрительно мстительные три месяца и один год соответственно.

В тот самый вечер в камере Брикстона Джаггер снова обратился к своей записной книжечке. Выпущенный под залог на следующий день после молниеносной работы «законнической» команды «Стоунз», он придумал слова, которые трансформируют неуклюжий “Old King Cole” в альтернативный гимн любви, сияющий из глубины своей благодарностью и признательностью.

Уильям Рис-Могг

1 июля, доказав, что еще не все каноны истэблишмента выстроились против группы, передовица газеты «Таймс», написанная редактором Уильямом Рис-Моггом и названная «Кто прихлопнет бабочку на колесе ?», указала всем на абсурдность наказания. «Кажется, что для этого наркотического дела мистер Джаггер –  самый нежный человек, которого вообще когда-либо видывал наш суд», — написал Рис-Могг.

На следующий день, «Стоунз» снова были в «Олимпике», где они проведут большую часть месяца, записывая на пленку столько всего, сколько они только могли записать, перед слушанием апелляции Джаггера и Ричардса 31 июля. Как-то 16 июля, в течение сессий,  Джаггер прибыл с обычной свитой тусовщиков,  плюс (еще раз) с Ленноном и Маккартни. Битовый поэт Аллен Гинсберг, ранее тем же днем участвовавший в демонстрации «Легализуйте траву» в Гайд-парке, пришел тоже, хотя этого человека, которого Ричардс позднее описал его как «старый мешок с газами», не пустили к микрофону для сеанса наложений вокала для “We Love You”. Гинзберг был гораздо более любезен. «Они выглядели как маленькие ангелочки, — вспоминал он. – Грации Боттичелли, певшие вместе в первый раз».

Палата Брайана в лечебнице "Прайори"

Большую часть месяца заключенный в «Прайори» — психонаркодиспансер,  располагавшийся неподалеку, Брайан Джонс пропустил эту сессию. Однако Эндрю Олдэм еще был с ними, даже предложив идею предварить песню звуками хлопающей тюремной двери, но это был его последний активный вклад в карьере «Стоунз». За ним тоже вскоре закроется дверь…

Развязка наступила, когда Олдэм и Джеред Манковитц, постоянный фотограф «Стоунз», появились в студии в середине июля, чтобы обсудить оформление обложки для запланированного альбома. Но место работы чуть раньше было предложено Майклу Куперу, который к тому времени уже снял «Сержанта Пеппера». Олдэм вспоминает «еще одну ночь ничегонеделания — просто кучу наркоблужданий и умных обходов щекотливой темы».

Для Манковитца это расставание было «травматичным и довольно брутальным», как рассказал он мне. «Но увольнение Эндрю как продюсера сослужило им ужасно плохую службу. Продюсер может принять много разных форм, а он был реально классным продюсером». Манковитц называет настоящие причины этого разлада типичным конфликтом «отцов и детей».

У Олдэма было мало времени для нового музыкального поворота «Стоунз». «Для меня это все было типа Рави Шанкара», — писал он в своих мемуарах “2Stoned”. Блестящий молодой человек, который некогда объявил «Роллинг Стоунз» образом жизни, изменился. Они стали «пустой тратой его жизни».

 

Однажды июльским вечером «Стоунз» и различные гости (вполне вероятно, что среди них был Пол Маккартни) каждый выбрали себе по перкуссионному инструменту из огромной коробки. Они начали выбивать первобытный ритм и петь, словно бы сидя в кругу у костра. Когда их связки устали, они продолжили притопывать и трястись, добавляя специфическое примитивное урчание, пока все их косяки не были окончательно докурены.  Да, и еще: они сделали это с нескольких попыток. Это было нечто, чего Олдэм бы не одобрил.

«Индия с элементами арабских ночей!» — восторженно воскликнул Брайан Джонс, когда проиграл изначальную 15-ти минутную версию “Sing This All Together” Киту Олтэму в августе. Этот джем в итоге довершил и завершил первую сторону “Their Satanic Majesties Request”.

К концу июля у «Стоунз» оказалось на три песни больше в загашнике – всего пять, включая “Sing This All Together”. Одна из них, “In Another Land” Билла Уаймена, была обязана своим появлением всё продолжавшемуся хаосу в их жизнях. Прибыв в студию 13 июля и обнаружив там лишь Чарли Уоттса и Ники Хопкинса, басист (в то время несколько месяцев уже продюсировавший душевно-психоделических и подающих надежды ребят из группы “The End”) возродил песню, которую он набросал еще в феврале. Глин Джонс исковеркал голос Уаймена – столь же безучастный в каждой ноте, как и его обычное выражение лица – с помощью вибрато. Стив Марриотт, записывавшийся с “The Small Faces” в студии через дверь, был позван, чтобы добить вокальную партию. Джаггер и Ричардс одобрили песню следующим же вечером. Впервые со времен мусорных джэмов Нанкер/Фелджа годной для релиза была сочтена оригинальная песня группы, не подписанная Джаггером-Ричардсом.

“The Lantern” была второй попыткой Ричардса привнести в эти сессии некое хард-ограненное  риффование. “On With the Show”, которая являлась неким эхом водевильного настроения “Between the Buttons”, могла бы стать попыткой пролить свет на уход Олдэма. «Я никогда не замечал столько неподдельного водевиля у «Стоунз», — замечает Кит Олтэм. – У них всегда был некий пофигизм в плане того, что они делали».

С реальной возможностью того, что Джаггера и Ричардса все-таки вынудят отбыть их тюремные наказания, Джаггер второпях воззвал к Питеру Уайтхеду – который снял документал “Charlie Is My Darling” (1965) – чтобы сделать промо-фильм для “We Love You” в воскресенье, 30 июля. Неприятно пораженный изначальным приговором, которое, по мнению режиссера, являлось эхом поздне-викторианского приговора  Оскару Уайльду, Уайтхед предложил сценарий, основанный на судебном деле о «вопиющем непристойном поведении» писателя в 1895-м. Марианн Фейтфулл в мальчиковом парике играла любовника Уайльда — Бози, а Кит Ричардс – разъяренного маркиза Квинсберри.

Это было утонченный финт, встреченный в штыки, по крайней мере, в творческом плане (“Top of the Pops” от Би-Би-Си отказалась показывать клип). Тогда, когда их свобода оказалась под угрозой, Джеггер упивался ролью загнанного, но несломленного художника. И после его (и Ричардса) оправдательного приговора 31 июля, этот певец словно заново родился как романтический герой, выступающий в защиту свободы. Но это была лишь деталь большой картины.

С тюрьмой позади них и без продюсера-менеджера у руля,  перед которым нужно было держать ответ, Джаггер выступил ещё с несколькими закидонами. В августе он пространно высказался перед Крисом Уэлчем из  “Melody Maker” о том, что хотя его столкновения с законом и не оставили его в горестных чувствах, его образ мыслей все-таки радикально изменил своё  направление. Он стал одержим выживанием «Стоунз» в этом быстро меняющемся и часто мстительном мире. Мик выдвинул было идею о совместном рекорд-лейбле с «Битлз», открыл новый офис «Стоунз» в Мэйфэйр и оскорбился, когда его спросили, является ли поп частью его жизни. «К моей жизни он не близок никак», — огрызнулся он. Профильный материал с Джаггером, написанный Олтэмом под псевдонимом и опубликованный в журнале “Rave” тем же ноябрем, был озаглавлен так: «Мик Джаггер: мое величество, моя прелес-с-сть и я сам, любимый».

К тому времени, когда 18 августа вышла “We Love You”, Джаггер уже начал проливать свет на песню, которую он готовил целых три месяца. «Просто кусочек веселья, – сказал он. – В ней не над чем задумываться». Также он держал прохладную дистанцию от того, что он называл «этой шарагой с любовью и цветами».

Тем временем, сессии продолжились в течение всего августа  и до первой недели сентября. Была воскрешена “2000 Light Years From Home” с меллотроном Джонса, словно охваченным предчувствием беды («звуки летающих тарелок», как сказал один из завсегдатаев студии), освещающим путь к свободе вокалу Джаггера, словно бы раздающемуся из неволи. Полностью новая пьеса “Gomper” началась достаточно нежно, пока, подзуженная партией электрического дульцимера Джонса, пока не перешла в 5-ти минутный «расколбас», звучавший в каждой ноте столь же судьбоносно и примитивно, как и печально знаменитый альбом “Hapshash and The Coloured Coat (… featuring the Human Host And The Heavy Metal Kids)” – культовая классика, записанная примерно в то же время с Джонсом в составе этого обдолбанного ансамбля.

Последняя песня, принесенная на сессии, одновременно стала (оставляя в стороне самый несвязный ударный рисунок, который когда-либо играл Чарли) и самой ортодоксальной. Настолько, что “2000 Man” недолго рассматривалась как предрождественский сингл перед тем, как было решено сконцентрировать все усилия на продаже мейнстрим-публике трудного, но потенциально выгодного альбома.

Со всем этим на уме, «Стоунз» разработали хитрый  план. Они решили, что создадут самый триповый, самый психоделический альбомный конверт в мире, усиленный чудесами 3D-графики. Занятый мыслями об оформлении вплоть до самого релиза пластинки, Джаггер по прежнему держался на растоянии от вибраций «любовь – вот все, что вам нужно». «Это вообще не будет прямо очень милая картинка, — сказал он. – Посмотрите на выражения наших лиц: это сказка братьев Гримм…»


­­­­_____
Дьявол в деталях

Трехмерная обложка «Сатаника» открыла новые горизонты. Даже не будучи на самом деле трехмерной… Докладывает Дэнни Экклстон.

После успеха фотографа Майкла Купера, снявшего конверт для «Сержанта Пеппера» Битлз, в его творческой жизни появились некоторые проблемы выбора: как сотворить достойное продолжение начатому после самой влиятельной (и дорогой) упаковки альбома на тот момент, а также и потрафить своим более регулярным клиентам – «Роллинг Стоунз» ?

Майкл Купер с Брайаном

«Типичный Майкл – он хотел сделать еще один шаг вперед, -высказывает мнение сын и куратор Купера, Эйдам. Услышав о студии в Маунт-Верноне, Нью-Йорк, где была камера, которая могла делать стереоскопические картинки, он уговорил менеджмент «Стоунз» забронировать её на 13-14 сентября 1967-го только для того, чтобы обнаружить, что студийное время, дорога самолетом и отели были единственными вещами, за которые мог с охотой заплатить прижимистый Аллен Кляйн.

«Работа над обложкой «Битлз» велась словно бы на красной ковровой дорожке, — говорит Эйдам. “EMI” выделила им все, что они хотели. В то же самое время в “ABKCO” сказали «Стоунз», что если они хотят подобную обложку, то им придется сотворить её своими силами. Огромная разница в отношении!»

И вот, «Стоунз» начали конструировать психоделический сет в стиле «сделай сам», копаясь с пилой, бутылками с клеем и вырываясь всем скопом в город в воскресенье, чтобы прочесать театральные костюмерные, которые специально для этого открыли перед ними свои двери.  Переплюнув по затратам «Сержанта» «Битлов» с лихвой (свитер «Добро пожаловать, Роллинг Стоунз», надетый на куклу из нижнего правого угла, принадлежал маленькому Эйдаму), «Стоунз» воткнули овальные фотографии голов «Битлз» среди цветов в окружающее их пространство.

Камера, работавшая по треку-полукругу, делала многочисленные снимки, которые были скомбинированы, чтобы создать переливную панель с помощью американской компании “Vari-Vue”. Купер надеялся запечатлеть эффект движения (руки Джаггера перекрещены у него на груди,  а потом поднимаются; Чарли и Кит смотрят друг на друга, то же — Брайан и Билл), а также стереоскопический эффект перед тем, как ему объяснили, что он может достичь либо одного, либо другого. Движение по-прежнему «работало», но резкость сдвига изображения как компромисс должна была сильно уменьшиться. И едва ли кто-либо, приобретший копию «Сатаника», получил идеальную обложку Купера  (с переливашкой 12х12), потому что в “ABKCO” все буквально побледнели, когда узнали полную стоимость всего этого «кино».

«Итого было сделано около 500 копий, — говорит Эйдам Купер, — ограниченный тираж, который в итоге осел у друзей и семей. Майкл чувствовал фрустрацию, так как массы не насладились его работой в полном объеме».

У Майкла налицо были и более весомые недовольства. В то время, как обещания 60-х открыли путь реалиям 70-х, чувствительный и проблемный фотограф, боровшийся с наркозависимостью и удрученный тем направлением, по которому поворачивалась тогда планета, покончил с собой в 1973-м. Его работы 60-х, полные живости и изобретательности – это его наследие.

Эйдам Купер в наши дни

______

Поигравшись с мыслью назвать диск «Космическим Рождеством», «Стоунз» остановились на титуле «Их сатанинские величества повелевают», перевирающим слова из британского паспортеа которые одновременно и поднимали на смех, и усиливали фолк-дьявольский статус группы. Эндрю Олдэм, который позиционировал «Стоунз» как анти-Битлз, мог бы гордиться ими, не терпи он на этот раз разряды электро-конвульсивной терапии, которую ему прописали в качестве лечения от усиленной депрессии.

Брайан Джонс также ощущал известное напряжение. Хотя он и был освобожден под залог, запросив апелляцию после того, как 30 октября ему присудили 9-ти месячное тюремное заключение, таблоиды вовсю начали смаковать доклад психиатра, осматривавшего музыканта, раздув его под шапкой «Исстрадавшаяся душа Брайана Джонса».

«Невероятно запуганный молодой человек, — заявил доктор Энтони Флуд в адрес миллионной аудитории «друзей», — тревожный, ощутимо депрессивный,  даже с наклонностями к суициду….»

«Их сатанинские величества…», изданные одновременно по обеим сторонам Атлантики (впервые для группы) 8 декабря 1967-го, был одновременно  расколом и созданием новых «Роллинг Стоунз». Изначальные продажи  были достаточно внушительны, чтобы вознести альбом до 2-й позиции в чартах Штатов и 3-го — в Британии. Но это было слишком оторвано от реальности и слишком поздно. Джаггер был прав: психоделия закончилась.

В интервью диджею Томми Вэнсу для радио Би-Би-Си “Top Gear” прямо перед выходом диска, три доступных «Стоуна» выразили достаточно  различные чувства по поводу пластинки. «Этот альбом просто доведет всех до обморока!» – восклицал Джонс. Чарли Уоттс с невозмутимостью заметил, что это «пока что самая прогрессивная работа группы». Джаггер был более осмотрителен: «Не знаю, прогрессирует ли группа или нет, — добавил он контрапунктом к словам Уоттса. – Мы просто меняемся, и на этом всё».

Когда «Стоунз» заново сгруппировались в феврале 1968-го для пробной сессии «как-вы-там-теперь?» в «Редлендсе», они снова изменили своё направление движения: дуракавалянье и космический рок остались за пределами их меню, в то время как команда обозначила явное намерение вернуться к блюзу. Как сказал Кит Ричардс годы спустя: «После «Сатаника» мы захотели сделать «стоунзовский» альбом». Здесь, на “Beggars Banquet”, уже не найдется место для шоблы друзей в духе «Смотри, что происходит». И все-таки нечто от духа «Сатаника» никогда не покидало группу: он присутствовал здесь в ритмах самбы и воющих голосах из “Sympathy For The Devil”, в дронах танпуры на “Street Fighting Man”, в дьявольских образах промо-фильма “Jumpin’ Jack Flash” из весны 1968-го. Более в тяжко-могильном плане, он витал и в воздухе судьбоносного концерта-фестиваля в Альтамонте в декабре 1969-го, где вдохновленные Летом Любви слова Джаггера: «Если мы все – одно, то давайте покажем, что мы все – одно» прошли до ужаса незамеченными.

Но что касается «Сатаника» вообще, то в нем было всегда нечто из Фаустовского договора… Это был риск — такой, где жизнедеятельность (и даже жизнь!) каждого из них  была поставлена под угрозу. Но для тех, кто проходит через всё это, данный опыт в дальнейшем неоднократно служит весьма добрую службу… Те «Роллинг Стоунз», которые появились в течение 1968-го и далее, наконец-то стали группой, созданной на века.

Пару лет спустя Чарли Уоттс описал мне во вполне определенных выражениях, как он «ненавидел период Власти Цветов. Бывало, я выходил на улицу в костюме с галстуком, и под него мне приходилось надевать какую-нибудь наркошную цветастую рубашку», — сказал он.

Но была ли сделанная тогда работа настолько «не в кассу», тоже ?

«Не-а… я думаю, что из того периода вышла кое-какая очень хорошая музыка».

Добавить комментарий