Дорогами Джаджуки

Фрагменты книги Стивена Дэвиса «Jajouka Rolling Stone», Нью-Йорк, 1993.

Финский антрополог Эдуард Уэстермарк в своем 2-х томнике «Ритуал и верования в Марокко» (1927) описывал, как в начале ХХ века  Бу Ж’луд исполнял во время недельного Празднества Пана свой священный танец по всей протяженности севера Марокко. Эдуард пришел к выводу, что это — пережиток древнеримского празднества Луперкалии, отмечавшегося в  феврале. Напомним, что Марокко находилось на территории древнего Карфагена. После пришествия туда арабов в 8 веке н.э., вернувшихся к лунному календарю, Луперкалия — праздник очищения и плодородия, стал мусульманским.  Юноши из знатных семей, облаченные в волчьи и козлиные шкуры, пробегались по улицам Рима и других крупных городов с кнутами или бичами в руках. Женщины и девушки, желавшие в тот год зачать ребенка, вставали по углам улиц и страстно ждали, когда те пройдутся кнутами по их нежным, белым телам. Бичи эти назывались februa (корень слова «февраль»), а дни Луперкалий — dies februatus.

Когда спустя 50 лет Брайон Гайсин, поэт и друг Брайана Джонса,  увидел, как Бу Ж’луд охаживает девушек ветками олеандра во время праздника Аид эль Кебир в Джаджуке, он узнал в этом ритуале «священную охоту», описанную Шекспиром в акте 1, сцене 2 поэмы «Юлий Цезарь». Марк Антоний одет в шкуры с бичом наготове, а Цезарь дает ему указание:

«Не позабудь коснуться в быстром беге

Кальпурнии; ведь старцы говорят,

Что от священного прикосновения

Бесплодие уходит…»

Основатель «The Rolling Stones» Брайан Джонс, записавший на пластинку  »Brian Jones Presents the Pipes of Pan at Joujouka» ритуальный праздник бога Пана — Аид эль Кебир, и зачавший шестерых детей, родился 28 февраля 1942 года.

 

________

После полудня было очень жарко, и я спал урывками в мадрассе, пока меня не достали мухи… Вскоре после 16.00 музыканты строем задудели по направлению к главной площади, где они начали играть соблазнительные ритмы Аиши Халина. Собралась толпа местных жителей, в то время как солнце медленно заходило за вершины голубых холмов: белый кластер женщин с одной стороны, и коричневый кластер мужчин – с другой.

Сперва начали танцевать маленькие мальчики – трое детсадовцев, щелкавших запястьями и подергивавших попками с чисто ребячьей грацией. Потом от группы мужчин отделился Абслиму -  воспитанник Бу Желуда, прославившийся за 10 лет до этого (он танцевал перед Брайаном Джонсом), который растолкал зевак-испанцев и начал плясать перед строем музыкантов до тех пор, пока его щеголеватые городские одежды полностью не пропитались пóтом. Кто-то протянул Слиму пару олеандровых кнутов, с которыми он стал танцевать в стиле козлобога, держа их над головой и за спиной, в то время как его тело наклонялось вперед. Я заметил, что более молодые мужчины наблюдали за ним, не отрывая глаз. Да-а… он был знаменитый инициатор. Некоторые  из них встали, чтобы тоже пуститься в пляс, очищая пространство и бегая за маленькими детьми по краям воображаемого круга. Заревели многочисленные рога, в то время как наблюдатели передавали из рук в руки свежие дудочки, и вдруг среди клочковатых облаков взошла полная луна — чистая и белая, как снег. Был разожжен костер, и Слиму начал преследовать маленьких детей еще быстрее и ударять по их спинам немного сильнее, когда ему подворачивался кто-нибудь из них. Вскоре на сцене появился Бу Желуд во всей своей яростной красе…

И внезапно – вот он! «Ханн» — испражняясь, хрюкал он в водовороте пыли и угрожающе размахивал прочными олеандровыми кнутами, одновременно скучивая людей в маленькие группки и угрожая ими тем детям, которые посмели подойти поближе к этому похотливому сатиру с извивающимся телом.  Рхаиты ударились в паническую музыку — дикую, как ветер. Если бы я не знал заранее, что под этой мягкой мужицкой плетеной шляпой скрывается лицо Абдесалама Фудула, то теперь я бы не стал утверждать это на все сто. Бу Желуд вырвался на волю! Старый бог танцевал с разрешения каида.

Музыка становилась все более безумной; остальные танцоры начали поочередно дрожать мелкой дрожью. Внезапно Бу Желуд остановился и взглянул на меня. Он задвигался, словно танцуя шимми, и ударил меня своим кнутом по голове. Причащение! Ахмидо Твими наклонился ко мне и промолвил: «Б’caха» — поздравляю.

Представление продолжалось 90 минут, музыка убыстрялась всё больше, переходя на пронзительный вой, в то время как белый диск луны поднимался в небе все выше и выше. В конце концов танцоры обессилели, а воющие рхаиты с замедлением перешли на яростную коду. Бу Желуд и большой барабан в руках Бердуза-младшего скрылись в кластере еле слышно напевавших что-то женщин. Мендакия спросил, что происходит, и я объяснил, что именно так Бу Желуд очищает женщин от скверны, чтобы они могли оплодотвориться, и чтобы деревенские поля и стада также принесли приплод. Это была луперкалия чистой воды.

Чуть позже Бердуз и я прошли вдоль темных проулков к мадрассе. На террасе мы обнаружили юного Фудула: его источавшие отвратительный запах кожи были сняты и лежали в стороне; он обрабатывал свои израненные ноги и ждал, когда согреется вода для его ванны. Я дал ему немного мази для обработки ран. Он казался ошеломленным, как если бы в некоей промежуточной психозоне между человеческим и божественным. Ввиду подвернувшейся благоприятной возможности, я включил свой TCS-310 и провел интервью с Бу Желудом, в то время как он медленно превращался в человека.

- Кто ты сейчас ?

- Абдесалам бен Мохаммед Гхайлани.

- Где теперь Бу Желуд ?

- Сафи. Кончен.

- Что ты ощущаешь, когда одеваешься в кожи и шляпу ?

- Я схожу с ума, когда танцую его. Я на нервах. Напряжен. Не могу есть. Когда я слышу музыку, я бешусь и бью людей. Если кто-то встает на моем пути, то я бью его.

- Что происходит потом ?

- Я бешусь. Это больше не я. Я болен. Безумен. Очень на нервах. Я бью детей. Бу Желуд бьет каждого возле себя – женщину, мужчину, ребенка. Они говорят ему вещи, и он рвет свои одежды, толкая и бодая людей, и бьет их своим кнутом! Потом он отбегает назад к рхаитам. Потом он выходит к людям, а потом – назад к рхаитам, так быстро, как только может. Он дикий. Он буян. Он – дикарь. Вот и всё.

- Подожди. Что еще скажешь о нем ?

- В нём живет барака, вроде духовной силы. Когда он приходит, они дразнят его, но некоторых из тех, кого он ударяет, становятся здоровыми – из-за этой бараки. Если кто-то болеет, то он выздоравливает, когда его охватывает страх. Страх вылетает из него, и с ним все хорошо.

- Расскажи мне, на что это похоже – одевать кожи ?

- Когда я надеваю его одежды, я ощущаю себя могущественным демоном! Потом мелодия вселяет в меня страх – я ничего не могу с этим поделать. Я слышу музыку; я теряю контроль; я смущаюсь. Он очарован этим… да… и смущен. Его бедная душа впадает в ярость. Музыка теперь в его голове, и она нравится ему. Он сходит с ума. Здесь сила, поверь мне, и сила дурная. Как будто внутри меня – 10 человек вместо одного. Потом он бесится. Он летает над горами и через пламя. Он подпрыгивает, это – как полет. Вот та сила, которую он получает, когда слышит музыку Бу Желуда! Он говорит с людьми: «Хххууууурр!» Приходят дети, и он бегает за ними на пределе скорости. Ххууурр! И он бьет каждого, как будто не узнает его, даже если это – его собственный сын.  Он нападает на каждого, кто попадается ему под руку, как если бы он хотел убить их!

Позднее мы узнали, что во время прошлогоднего Аид-эль-Кебира, после танца в шкурах Бу Желуда, в Джаджуке умер еще один мальчик…

 

 

В Джаджуке наступил день починки инструментов, и несколько исполнителей на рхаитах вытащили на свет Божий свои рожки для весенней настройки. Я воспользовался моментом, дабы изучить конструкцию одного из этих мистических народных гобоев. Он был длиной в полметра, с 15-ю дырочками для нот, сверху донизу. Раструб был обклеен кожей, гладкой от постоянного промасливания. Как и все раиты, игравшие в Джуджуке со времен незапамятных, этот инструмент был сделан в городке Уэззан из абрикосового дерева. Несколько запасных тростей, вывешенных в ряд, вставлялись в металлический мундштук, а сам инструмент переносился в пестрой тряпичной сумочке. Барабаны Джуджуки были родом из Шавена (город в Марокко, знаменитый  подавляющим обилием построек и городских стен, выкрашенных в небесно-голубой цвет) и сделаны из кедра; огромная палка с наконечником наподобие молотка, которой били по вершине барабана, была вырезана из апельсинового дерева, в то время как более изящная палка для игры по задней части — из дикой смоковницы.

Одной из моих целей в этой поездке было узнать секрет «кругового дыхания». Пятью годами ранее я высчитал длительность одной ноты, которую держал юный игрок на рхаите; мы звали его Толстый Мохаммед. Она оказалась в районе 12-ти минут на пике праздника Бужелуда, а некоторые из гулов на раитах звучали, кажется, еще дольше. Когда я спросил об этом навыке самих музыкантов, то мне показалось, что они несколько возмутились данным вопросом.

Парой лет ранее мне попалась книга Филипа Торнтона «Голос Атласа». Изданная в Лондоне в 1936-м, она носила подзаголовок:  «В поисках музыки Марокко». В ней есть следующий фрагмент:

«У марокканцев есть очень пронзительный гобой под названием Рхаи’та, который появляется на свадьбах и церемониальных шествиях. Техника игры на нем – это тщательно оберегаемый секрет, поскольку длительность мелодии кажется абсолютно нескончаемой, и исполнитель, по-видимому, ни разу не останавливается, чтобы взять дыхание. Но секрет оказался на удивление прост. У каждого профессионального игрока на раите есть два маленьких отверстия в шее прямо за ухом, через которые тот вдыхает воздух, играя без перерыва. Уровень смертности у детей, переживших эту операцию, обычно очень высок, однако те, кто выжил после этой обязательной процедуры, приобретают особую «живучесть» в плане своей музыки. Это может выглядеть неправдоподобным, но я сам видел шрамы на шее одного музыканта, которого мой учитель музыки убедил разрешить мне поизучать его. Пока дырочки не задействованы, они заткнуты маленькими затычками из хлопка, обмакнутыми в горную смолу и гуммиарабик. По размеру они таковы, что в них можно продеть вязальную спицу. Можно предположить, что дырочки в шее делались раскаленным докрасна шампуром, однако более подробной информации по этому поводу мне разыскать не удалось».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И вот я расположился на террасе, апатично раскурив первую попавшуюся себси (марокканская трубка с каннабисом), одновременно пытаясь ненавязчиво разглядеть шеи игроков на раитах. У всех старших мужчин на шех были навязаны большие узлы из лоскутов ткани прямо под ушами. Но, кажется, ни у одного не было и следа дырочек, заткнутых ватой. Возможно, они были скрыты именно под этими шарфиками ?  На это было совсем непохоже, и неважно, что там писал Торнтон за 50 лет до меня. И все-таки эти музыканты владели навыком вдыхать и выдыхать воздух при игре одновременно.

Бучихи, один из учителей в школе Джаджуки, владевший французским языком, пришел в мадрассу и присел рядом со мной, заказав себе чай и отказавшись от кифа…

«Люди говорят, что предком фамилии Аттар был пастух, —  сказал он мне, — крестьянин, 400 лет назад. Сид Хамид Шерк был великим персонажем, который поселился здесь, прибыв из Испании – хотя его семья, возможно, была родом из Аравии. Почему он выбрал столь отдаленное место – никто не знает. Возможно, он спасался бегством от кого-то или чего-то. Как бы там ни было, он был продвинутым музыкантом, научившим Аттаров играть на раите так, чтобы они могли жить на это. Понятно тебе ?

Святой  сказал им, что если они продолжат традицию игры на рхаите, то им никогда не придется работать. А еще, что после его смерти они и их потомки будут обязаны играть на рхаите каждую пятницу возле его склепа.

И что интригует меня больше всего – это тот факт, что в арабском мире запрещено играть музыку по пятницам, и это единственное религиозное предписание в данный день молитв. Это экстраординарно…»
Я подумал, что тебе это покажется интересным. Имей в виду, что это – очень туманные вещи. И, возможно, это всё неправда! Единственная причина, по которой мы знаем о них – это французский арабист XIX века, который проезжал мимо и выразил «сексуально озабоченный» интерес к данному предмету.

Кажется, что здесь проходили межплеменные войны по поводу похищенных для танцев Бужелуда мальчиков, 100 лет назад или больше. Джаджука имела репутацию центра этих конфликтов. По-видимому, мальчиков покупали, продавали, похищали и учили танцам, вследствие чего и возникало это великое соперничество. Эти мальчики считались «цветками» своих племен, и к тому же имели место внутренние конфликты между самими похищенными. Для них Джаджука – по-прежнему надежное пристанище; кое-кто может обнаружить в деревне мальчиков и юношей, которые считают себя принадлежащими Малимину (хозяевам-музыкантам), но будучи не из местных семей».

Я внимательно слушал Гайсина, время от времени делая заметки, так что я не упустил ни слова. Он сделал паузу и взглянул на меня.

«Понимаешь ли, у Джуджуки была репутация очень безнравственного места… В определенных кругах это по-прежнему так. Давай выйдем на свет – я хочу показать тебе кое-что». Гайсин вынул из своей папки фотокопию и положил её на свой рисовальный стол.

«Я нашел это в Национальной библиотеке всего год назад; я это еще никому не показывал. Это отчет о том, что этот самопровозглашенный «арабист» назвал «ужасами гомосексуализма в Заджуке». Я не уверен, когда именно это было написано, но оно было опубликовано в Париже в 1899-м».

Брайон Гайсин (1916-1986), американский художник-сюрреалист, близкий друг Уильяма Бэрроуза, писателя-идеолога движения хиппи

Я наклонился и попытался прочесть… Заджука описывалась как  дом «игроков на гобоях и исполнителей танцев». Далее два предложения описывают деревню как место «обильных половых сношений». Спустя несколько строк я перевел: «Перо в моих руках дрожит, когда я думаю о всех тех невообразимых беззакониях, которые вершились в этой деревне Заджука».

Брайон Гайсин с нежностью забрал фотокопию из-под моего взора и положил ее обратно в папку, при этом убедившись, что имя автора и название книги закрыты другими бумагами. «Не знаю, стоит ли распространять эти документы, — сказал он. – Кто его знает, насколько надежен этот источник».

У меня начала слегка кружиться голова. Я вспоминал забавные истории Малима Ашми и улыбавшихся мне мальчиков,  ходивших по кругу в своих платьицах с рюшами… Что именно пытался сказать мне Гайсин ?

«…Верховные жрецы и их музыканты покинули Ликсус (древний город в 4 км к востоку от марокканского порта Лараш). Куда же идти ? В извилистую долину Лукоса (крупная река на севере Марокко), именно туда, где горное плато! Оказалось, что там есть много родников и водоемов, и они поселились там со своей тайной религией и «неизъяснимыми» практиками и впитали в себя все, что пришло потом – древнеримских богов, исламских святых, марокканских королей и «Роллинг Стоунз».

Минерва, деталь картины Боттичелли, 1480

Теперь ты, наверное, задашь вопрос — чем он все это докажет ? Но разгадка заключена в самом названии деревни. «Джука» означает одновременно «сова» и «ночная проститутка».  Джа-джука означает «Совиная гора». Аиша Хамока – это сова с серыми глазами, как у Минервы. И они всегда рассказывали мне, что она – здесь, в деревне, и была тут задолго до Бужелуда, ты её еще не видел ? Сова – символ финикийцев, который они выбрали для своей богини-матери Астарты. Это – Старая Религия; она старше, чем простирается человеческая память. Вот почему они жили в городке Сиди-Каcем,  этой старой резиденции финикийцев. Ликсус – это недостающее звено.

…Я рассказал тебе почти все.  Не хочется, чтобы ты публиковал этот материал – по крайней мере, пока я жив. Как мне рассказали, в Марокко мужчины и мальчики больше не спят вместе. Это вышло из моды некоторое время назад».

Я спросил: «А у тебя были сексуальные контакты в Джаджуке ?»

«Ха! Чисто американский вопрос, — Гайсин засмеялся. – Да, некоторые из них были  моими любовниками, — тут в его голосе прозвучал оттенок гордости. – Но я никогда не расскажу тебе, кто именно».

Анита с ожерельем на голове, концерт в Гайд-парке, 1969

Для справки: Финикия («страна пурпура») – древнее государство с центром на территории современного Ливана, расцвет его пришелся на 1200-800 года до н.э. По легенде, финикийцы пришли туда из северо-западной Аравии, с побережья Красного моря. Главное женское украшение – лунный серп, символ богини Астарты; также финикиянки носили на голове ожерелья. Этот народ поклонялся Молоху, Ваалу и другим страшным языческим идолам, широко практикуя человеческие жертвоприношения, чаще всего в виде детей.

Астарта – греческий вариант богини любви и власти Иштар, связанной с Луной и Венерой; один из её атрибутов – древнеегипетский крест Анх, роднящий её с Исидой и являющийся символом двуполого (гермафродитического) начала.

Брайан с крестом Анх в Монтерей, 1967

 

И последнее совпадение: полное имя Джорджии, младшей дочери Мика Джаггера — Джорджия Мэй Аиша.

Гайсин  — город в Винницкой области Украины, административный центр Гайсинского района.

Известен с 1545 года. Статус города с 1795 года. В городе расположена железнодорожная станция. (из Вики)

_____

Однажды вечером, после долгого обходного пути к пещере Бу Желуда, мы обнаружили Малимин, закутанный в коричневые джеллабы и тусящий  вокруг мангалов на террасе их дома. Когда я вернулся из хаммама, Джоэль спросил: «Как ты себя чувствуешь?»

«Устал, но по-прежнему ощущаю силу».

«Отлично, потому что сегодня ночью тут будет празднество в честь семьи Сиди Хамид Шерка, и мы собираемся не ложиться всю ночь».

В 8 часов мы пили мятный чай и наслаждались свежим ночным воздухом на террасе, когда внезапно появился шериф, начавший жаловаться на пилигримов и лунатиков, сидевших в его «священной вотчине» — местном отделении полиции в ожидании благословения  на их освобождение от «вечно живого» святого Сиди Хамид Шерка. Шериф  поднял музыкантов с их позиций «ладонями вверх» —  грубо, и некоторых даже за капюшоны халатов. Праздничное действо должно было вот-вот начаться. Я и Джоэл заползли в джеллабы, подняли капюшоны и последовали за музыкантами во мрак ночи.

Три рхаиты (главным из них был Малим Али, Междуби) начали играть в затемненной площади города. Момент спустя к ним присоединились два барабанщика. Я не мог разглядеть ничего, кроме звезд и теней построек, пока к нам не присоединился Мохаммед Аттар, несший на голове газовую лампу. Наша музыкальная процессия проследовала за ним в обнесенный стеной участок семьи Сиди Хамид Шерка — Ротобэ. В то время, как мы столпились под аркой у ворот, из скопления белых одежд в дверном проеме чуть поотдаль раздался пробирающий до мозга костей йодль. Й-у-й-у-й-у-й-у-й-у-й-у-й-у! (как будто бы подпевки в “Sympathy For The Devil” ) реверберировало от стен прямо нам в уши. Cпециально ради этого высокого момента — концерта всемогущей музыки рхаит — на всеобщее обозрение был принесен священный флаг: ярко-зеленое знамя потомков пророка Мухаммеда, окаймленное золотым узором, в котором находились красный и золотой квадраты, вместе образующие восьмигранник (подобный форме конверта “Through the Past Darkly”), в середине которого  были вышиты багровыми нитями слова “La Illa La Allah” («Нет бога, кроме Аллаха»). Женщины теперь бросились вперед, чтобы поцеловать край флага перед тем, как он был поднят снова; некоторые пытались подвязать свои шелковые платочки к одежде носителей бараки.

Внезапно толпа расступилась, в то время как большой черный бык, уже предчувствовавший нечто дурное, был проведен за веревку во двор. Вокруг раздались одобрительные голоса, животное было показано толпе со всех сторон и торжественно освящено. Бык уже почуял в воздухе запах собственной крови…

Башир и некоторые другие придавили быка к земле. Был принесен длинный искривленный нож, но его признали тупым. Тогда принесли другой жертвенный нож. Мустафа Ротобэ, мой заклятый друг по футбольному полю, предложил перерезать глотку… мне. «Барака!» — взмолился я, и он засмеялся, собирая пальцами складки горла быка, чтобы перерезать их. Карие глаза животного налились кровью.

Ассистент-«святой» поднес чайную чашку к пульсирующей нежной вене, и та наполнилась горячей кровью. Эта чашка была передана в святилище. В это самое время толпа увеличивалась в размере, а молитвы и пение всё продолжались. Лежавший ничком бык немного подрыгался, и всегда веселый Мустафа  со своим юморком  из верхней деревни спросил, точно ли я  уверен в том, что не хочу быть следующим.

Позднее, когда настало утро, сердце быка было зажарено на вертеле со специями. Mad bull lost the way (с) 1969, “Gimme Shelter”

Примечания:

Малимин - основной семейный состав музыкантов Джаджуки.
Джеллаба - халат с капюшоном, поразительно напоминающий облачение Отшельника с разворота альбома «Led Zeppelin IV» и Кроули, исполняющего своего магические ритуалы.
Хаммам - общественная баня.
Барака — в Исламе: благословение.

***
«Конечно же, у марокканцев никогда не было больших проблем с гомосексуальностью. Они не христиане. Ответ лежит на поверхности».

Я брал интервью у Уильяма Бэрроуза в конце 1974-го в номере мотеля в районе Финуэй (Бостон) для местной газеты. Давний друг и соработник Брайона Гайсина, он посетил Джаджуку с визитом несколько раз и внедрил элементы «Бужелудии» в свои фантастические романы «Билет, который взорвался» и «Экспресс Нова».

Фото-вкладка из книги С. Дэвиса "Rolling Stones: время собирать камни" (Москва, 2003)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

«Самая классная вещь в марокканцах – это то, что у них никогда не было Апостола Павла, который говорит, что им можно, а что нельзя. У них не такое, как у христиан, отношение к гомосексуализму, или какой-либо иной сексуальной теме. Их сексуальные отношения более, скажем так, обыденные. Без зажатости, без чувства вины, без комплексов – ничего подобного этим вещам». Бэрроуз сделал паузу на мгновение, что-то обдумывая. Будучи в то время в возрасте около шестидесяти лет, он был одет в клетчатый твидовый пиджак поверх рубашки и галстука, и все это довершал одетый на них марокканский плащ, оттененный парой ярко-желтых баскетбольных бутсов с высоким берцем на резиновой подошве. В тот вечер он должен был провести благотворительные чтения для литературной группы под названием «Хорошие поэты-геи».

«Подожди минутку, — продолжил Бэрроуз. – Я не хочу, чтобы у тебя создалось такое впечатление, будто пророк Мохаммед сказал, будто все это «правильно» — гомосексуализм, — он не делал этого. Но я верю, что он относился к этому как к некоей маловажной материи. Очень маловажной»…

Как ты думаешь, музыка, волшебство местности, сильно изменились ?

«М-м-м, нет. В Джаджуке по-прежнему предостаточно магии. Очень много её. Они по-прежнему живут, в определенном смысле, в мире магии. Ты когда-нибудь замечал аромат, когда музыканты реально в своей «кухне» ? Это как брешь в воздухе, смесь озона и благовоний. Наверное, они относили себя к персидскому поэту Фариду ад-Дину Аттару, который написал чудесную философскую поэму «Беседа птиц» где-то в XII веке (на русском языке под названием «Логика птиц» издана в Москве в 2009 году). Они могут производить этот аромат своей музыкой. Для меня, это – волшебство. Это не значит, что они могут делать это всегда. Но я сам вдыхал этот запах».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Кто-то постучал в дверь, и Бэрроуз сказал, что пришло время уходить. Я попытался навести справки о Брайоне Гайсине, и мне было так неловко узнать о том, что он «несколько болен и живет в Лондоне».

Когда я спросил, по какой причине, лицо Берроуза стало мертвенно-бледным. «Боюсь, что я просто не могу говорить об этом, — сказал он. – Это слишком огорчительно».

Позднее ассистент Бэрроуза рассказал мне, что у Брайона развился рак прямой кишки, но он «очень положительно реагирует на лечение».

Добавить комментарий