Журнал “Q”, июнь 2009
Том Дойл
Она побывала в постелях двоих «Роллингов», принимала героин, спала «на стене» в течении многих лет и выжила, чтобы рассказать нам свою историю. Осторожно: не повторяйте этого дома!
- Мне приходится снова сдерживать свои воспоминания, — говорит Марианн Фейтфулл, незаконно пыхтя сигаретой в фотостудии на западе Лондона. – Я не могу глубоко закопаться в прошлое, в противно случае я буду не в состоянии сделать это.
Табак – это единственная оставшаяся зависимость 62-х летней тетеньки, хотя имея в виду ее жизнь, напоминающую американские горки, мы вполне можем ей это позволить. Бывшая ученица женского пансионата, которая пошла вразнос, дабы запечатлеть в себе темные стороны кайфующего Лондона эпохи 60-х, она выжила после таблоидных одиозностей, хронической героиновой зависимости, комы от передоз, бездомной жизни и, в последнее время, рака груди.
В осеннюю пору своей жизни, Фейтфулл, кажется, обрела мир как в самой себе, так и в своей мрачной истории а-ля братья Гримм. Сегодня, с ее тщательно уложенным коком, гипнотическими бледно-голубыми глазами и индейско-чернильной татухой с птицей на левой руке (отданной в свое время на откуп «весьма милой лесбияночке» из Позитано, когда ей было 19), любому ее собеседнику нетрудно подметить тот факт, что ее бунтарская натура никуда не делась, то и дело 
обнаруживая себя в то время, как Марианна начинает продираться сквозь свою историю. Её говор отличают интонации шика и некой «фирмЫ» с отчетливыми нотками никотина, навевающие сходство с некоей знатной дворянкой, вышедшей из расположения государя (что вполне резонно, так как она – дочь безвременно увядшей венгерской баронессы). Когда же она смеется, то это звучит громоподобно, гортанно и… несколько пошло.
«Все, что случилось, то просто было», — говорит она, глядя мне глаза в глаза, неослабно мерцающие искорками озорства.
- Тебя обычно видят в роли пафосной экс-воспитанницы женского пансионата. Но, несмотря на аристократическое прошлое твоей родительницы, в реальности ты выросла в Рэдинге.
- Да. Она имела привычку прилично выпивать, моя мамуля, и тогда она начинала разговоры о замках, и балах, и лошадях, и обо всех этих классных вещах. А я жила в Рэдинге в маленьком домике с террасой. В её славном прошлом я не понимала ничегошеньки. Естественно, у нее была очень чудесная жизнь, полная своих приоритетов, и всё то же самое можно помыслить и обо мне самой. Но это не так.
- Твои родители развелись, когда тебе было 6 лет…
- Ага. Это было очень мерзко. Она никогда не распространялась об этом. Но она реально оставила для меня несколько едких комментариев, дабы я знала, что они ссорились главным образом из-за денег. Я приняла это в своей нормальной манере, притворившись, будто мне все равно.
- «Роллинговый» менеджер Эндрю Луг Олдэм приметил тебя в 1964-м на лондонской вечеринке. В твои 17 у тебя уже был первый хит, кавер «Стоунз» “As Tears Go By”. Он действительно изменил в твоей жизни все?
- О да, Джон (Данбар, первый муж Фейтфулл) поехал в Грецию, а когда прибыл назад, то я уже была в чартах. Мы пошли в этот кофе-бар, и внезапно на радио поставили долбанную песню, и мы просто как бы окоченели, замерли. И я знала, что она изменит жизнь нас обоих.
- Ты воплотила темную сторону кайфующего Лондона. Ты стала анти-Твигги…
- Смею предположить, что да. Просто потому, что я не была обычной девчонкой! У меня было отличное образование и гораздо более «необычные» родители, так что я могла взглянуть на все на свете со своей особой точки зрения. Твигги была классной, но вроде как (говорит на акценте кокни) «миээаалай диеваашкай». Я была не такой. Не мрачной, я просто была другой. Я уверена, что лишь только я начала принимать наркоту, то становилась все мрачнее и мрачнее.
- По всей видимости, ты раскурила траву вместе с другом Боба Дилана и его роуд-менеджером Бобом Нойвиртом в 1966-м.
- Нет. Разве ? Возможно… Это был первый раз, когда я раскурила американскую дурь! Очень сильно… Та чистая трава, те крохотные косячки… От них меня обычно начинало сильно тошнить.
- Это правда, что ты пресекла сексуальные поползновения Дилана ?
- Ну, да. Я была замужем за Джоном, я была беременна. Так что это стало для меня типа неожиданностью. Он был очень клевым… он не сделал ничего пакостного или оскорбительного. Но я неожиданно поняла, что истинной подоплекой являлся секс. Все эти понты «тусить с Бобом Диланом», там было нечто, что я обязательно должна была сделать. Теперь же я часто думаю: «Лучше бы я уехала в Америку вместе с Бобом». Мы обсуждали с ним этот вопрос. «Но я была беременна». И он ответил: «Мне было бы все равно».
- При дворе «Роллинг Стоунз» ты стала подружкой Мика Джаггера в 1965-м. Но разве у тебя не было сперва интрижки с Китом ?
- Ну… мы провели ту чудесную ночь вместе. Но он сказал, что в меня безумно влюблен Мик, и что я должна пойти с ним. Из чего я заключила для себя, что он (Кит) не был безумно влюблен в меня. И, кстати, так и было. Он был влюблен в Аниту.
- Оглядываясь назад, считаешь ли ты, что на самом деле более подходила для Кита ?
- О, канеш. Это было всегда очевидно. Вот почему я и он общаемся до сих пор – потому что мы очень похожи. Но если бы мы были вместе, то наверняка убили бы друг друга наркотой. Мы оба были реально экстремалами.
- Что ты можешь сказать о Мике в наши дни? Он очень подтянутый и деловой…
- Он всегда стремился быть именно таким. Я думаю, что возможно я – как и его великая дружба с Китом – была неким отклонением в его характере. Позднее у него никогда не было больше такой подруги, как я.
- Февраль 1967-го, и «Стоунзов» арестовывают в доме Кита Ричардса «Редлендс» в Сассексе. Тебя застигает полиция, когда ты торчишь и сидишь голая, завернувшись в меховой коврик. Быть арестованной из-за кислоты – должно быть, это некий опыт ?
- Это было невероятно. И понимаешь ли, это случилось в первые три месяца наших отношений… Так быстро ?! А потом в прессу начали сыпаться ядовитые письма, батончик «Марс»… это просто надорвало меня.
- Слухи о батончике «Марс» преследуют тебя до сих пор. И, наверное, будут преследовать вечно…
- Ты так считаешь ? Не уверена. Становясь старше, когда люди пытаются общаться со мной на эту тему, настолько ли «это» очевидно или нет ? Что этого могло не произходить никогда …
- И как следствие этого, тебе разве не предлагали сняться в 90-е в рекламе «Марса» ?
- Ага. Я послала их на три буквы. Они предлагали мне кучу денег. Но отнюдь не это вело меня по жизни…
- В конце 60-х таблоиды описывали тебя как одиозную фигуру. Влияло ли это как-то на состояние твоей души ?
- Реально да, конечно. А еще я была очень молода и слишком хрупка для того, чтобы не воспринимать все это всерьез. Арест в «Редландс» реально побил меня… это было расставание с иллюзиями, и даже еще хуже. А еще у меня теперь была эта репутация наркоманки, и вот я подумала: «Ну, раз уж они хотят считать меня такой, то я осуществлю это в реальности». И я стала упорно продолжать в таком духе, в итоге став наркоманкой.
- Можешь ли ты сравнить это с тем, как в прессе относятся к Эми Уайнхаус ?
- Ага. Они делают это, потому что она – женщина. Я прошла через тот же опыт. Если мужчина употребляет наркотики, то в глазах людей это ему не особо вредит. Он просто становится более опасным и немного более гламурным. Но если этим занимается женщина, то из-за материнства или брака, она немедленно становится злой, греховной и неправильной. Реально, что там такого очень ужасного она натворила ?
- Ты попробовала героин впервые прямо перед выходом на сцену в Лондоне в пьесе Чехова «Три сестры» ?
- Это была сценобоязнь. «Я должна что-нибудь принять». И я не знала, что конкретно. Это мог быть кокс, либо же что угодно. Что я и сделала, конечно – это было очень сильно. Я приняла слишком много.
- Как прошла пьеса ?
- Меня вырвало. Не на сцене. Я продолжила, но это было трудно. После этого меня обуял страх. Я не делала этого снова еще пару лет. Ведь это та штука, когда я подумала: «Помирать, так с музыкой», не так ли ? Вот во что я верила. И я подумала: «Ну… наверное, в этом что-то есть».
- Ты приняла сверхдозу успокаивающих таблеток в Австралии в 1969-м, что выглядело как попытка самоубийсва. Но с тех пор не являлся ли тебе Брайан Джонс, который умер не более недели до этого, манящий тебя в могилу ?
- Это была галлюцинация. Я глотала таблетки на борту самолета, так что когда я прилетела, то у меня начались глюки. Мне невероятно повезло. Там как раз занимались разработкой первой помощи при той дозе таблеток. Не знаю, что именно уж они со мной сделали. Я была в отключке.
- Вероятно, что когда ты очнулась от 6-ти дневной комы, то обнаружила, что больше не можешь говорить по-французски ?
- Это было странно. И вот… тут был некий урон. Часть мозга, которая помогала мне говорить по-французски, отмерла (смех).
- К 1972-му, твоя героиновая зависимость оставила тебя живущей без крова «на стене» в Сент-Энн Корт в Сохо на протяжении 2-х лет. Невозможно себе представить, чтобы подобное сделала бы нынешняя поп-звезда…
- Для меня это было очень важно. Это был первый раз с 16-ти летнего возраста, когда я сохраняла анонимность; мне кажется, что я нуждалась в этом.
- Опиши типичный день «на стене».
- Подъем, достать наркоту, сидеть «на стене». У меня был дилер, девушка по прозвищу Цыганка. Я ходила к ней в конурку и там вмазывалась. На ту пору я не принимала очень много. Но объемы росли. Вот почему я зарегистрировалась как наркозависимая, потому что я не могла больше этого выносить.
- Избегаешь ли ты сейчас Сент-Энн Корт ? Как ты ощущашь себя, если бы я предложил тебе прогуляться там ?
- Скорее всего, отрицательно, но смею предположить, что я могла бы. Я ходила в (ресторан неподалеку) «Шез Виктор» вскоре после «стены», когда я не принимала героин. Меня увидел переодетый коп и сказал: «О нет, ты не возвращаешься сюда ?» И я ответила: «Нет, не волнуйся, мне уже лучше». Но это было неправдой. Мне потребовалось потратить на это гораздо больше времени, чем то, сколько прошло на тот момент.
- Совпало ли твое артистическое возрождение с тем, что ты «очистилась» ?
- Ну, нет. Я не была полностью «чиста», когда записала (камбэк-пластинку 1979-го) “Broken English”. Я начала свое восстановление ко времени “Strange Weather” (1987). После того, как умерла моя мама (в мае 1990-го), я вновь слетела с тормозов. На мою душу осталась зависимость от снотворного. Мне пришлось прибегнуть к некой помощи. А теперь я снова «чиста» и трезва. После 1985-го я ни разу не возвращалась к героину.
- Есть ли что-то по поводу стиля жизни с наркотой и бухлом в том плане, о чем ты скучаешь ?
- Не сейчас (улыбается). В моем возрасте плохие вещи уже перевешивают хорошие. Если бы я была младше, то я бы сказала: «Нет, это очень весело, я реально получаю удовольствие от этого, и я классно провожу время». Но в то же время, это очень эгоистично.
- Как ты думаешь, была ли ты эгоистичной в определенные периоды ?
- Эгоцентричной и самовлюбленной. Наркотики разрушили всё то, из чего я была соткана. И, конечно же, в жизни каждого бывает много моментов, которые являются некими «перекрестками». Если ты выбираешь неправильную дорогу, то потом встать на правильный путь ужасно трудно. Я бы не сделала так много неправильных выборов, если бы не была преобразована в химическом плане.
- В последнее десятилетие ты работала с новой командой соработников: Ником Кейвом, Джарвисом Кокером, Пи Джей Харви, Дэймоном Олбарном. Что у вас всех общего ?
- Ник и Полли (Харви), мы реально хорошо занимаемся темными делами… Смею предположить, что им они кажутся интересными, но в их личном плане я не могу сказать наверняка. Дэймон и я очень хорошо ладим. Как и все люди вроде них, они проходят через странные колебания своего «я» и желания заниматься работой в чистом виде. А потом в дело вступает их «я». Я уверена, что оно везде одинаково.
- В плане здоровья, в последние годы у тебя была пара нелегких периодов. В 2006-м тебе диагностировали рак груди.
- Я почувствовала уплотнение и очень испугалась, и пошла к своему специалисту. Они поймали это очень рано. У меня был кусочек, когда я говорила: «О Боже, надеюсь, что я не умру». И потом, в следующую минуту, я была в больнице, и они вырезали ее.
- В 2007-м ты упомянула, что у тебя был гепатит С.
- Это нечто гораздо лучшее. Я уверена, что заразилась им тем же путем, что и все мы — посредством иглы. Я прошла лечение, так что тут все в норме. Лечение было нелегким. Это было похоже на вечную ломку от герыча, которая продолжалась полгода.
- Раньше ты говорила, что наполнила свою жизнь смыслом, сделав вброс всех этих адских испытаний в твои работы…
- Ага. Ну… это нечто вроде точки психологического давления. Я не рассматриваю свою работу как терапию, но через нее я могу ослабить нервное напряжение и стресс, которые еще есть во мне.
- К тебе часто клеют ярлык «оставшейся в живых». Это – то, какой ты себя ощущаешь ?
- Слово «жертва» больше не используется. Я была ею. Но теперь — уже очень давно, как нет. «Оставшаяся в живых» — обычно этим меня всегда старались поддразнить. Сейчас – уже нет, потому что в реальности я могу видеть в этом некую сермяжную правду (смеется). Это просто фантастически назидательная сказка.