“The L.A. Times”, Дориан Лински. Апрель 2021.
Марианн Фейтфулл и Кортни Лав – это две великих женщины, выживших в рок-музыке. Обе — закаленные наркозависимостью, суровым обращением со стороны прессы и музыкальной индустрии, они бросили вызов шоу-бизу в плане становления себя как артисток в тени своих знаменитых партнеров: Мика Джеггера и Курта Кобейна, соответственно.
И все же их «корни» не могли быть более различными между собой, чем это есть на самом деле. Фейтфулл, 74, носит в себе «дворянский» дух английской привилегированности, в то время как Лав, 56, обладает урывчатой, без устали трещащей энергией, которая отражает ее хаотичное, малоэффективное воспитание и подростковый период в недрах панк-рока. Подруги с середины 90-х, кажется, они обе гордятся и защищают друг друга, встретившись однажды после полудня в апреле в квартире Фейтфулл на западе Лондона, и окруженные антикварной мебелью, картинами маслом, меморабилией и горами книг.
Фейтфулл изначально добилась известности как член «внутреннего круга» Роллинг Стоунз на волне их «отрицательной» известности 1960-х: в ее коридоре висит коллаж из газетных вырезок о печально знаменитом нарко-аресте Джеггера и Кита Ричардса в “Redlands” (1967), подарок поп-арт художника Ричарда Хамилтона. Однако ее не принимали всерьез как самодостаточную музыкантшу вплоть до того момента, как её снарядил в путь к культовому статусу альбом “Broken English” (1979). Ее шероховатая харизма сделала Фейтфуллл персональным магнитом для «белых ворон» альтернативного рока, в том числе Ника Кейва, Пи-Джей Харви и Бека.
На данный момент испытывая долгосрочные последствия инфекции Ковид-19, ставшей для нее в прошлом году почти смертельной, Фейтфулл пользуется кислородной маской, чтобы дышать, и страдает от хронической быстроутомляемости. «Итак, в общих чертах, мне п-ц», — говорит она. Несмотря на ее заболевание, она умудрилась закончить свой 21-й соло-альбом “She Walks In Beauty”, в который вошли 11 ее любимых стихотворений XIX века (Китс, Шелли, Байрон), положенных на музыку со-работником Кейва Уорреном Эллисом.
Лав сделала ей визит, чтобы поговорить о поэзии, репутации и их общем друге Хэле Уиллнере — плодовитом продюсере, который впервые начал работать с Фейтфулл над ее альбомом “Strange Weather” и умер от Ковида-19 в апреле 2020-го. «Боно позвонил Марианне в больницу по Зуму, и она в буквальном смысле слова воспрянула», – говорит Лав. «Она была в таком настроении, вроде: «Мы собираемся сделать это ради Хэла». И она стала начала выздоравливать. Черт возьми, Боно - это работает».
- На данный момент вы обе живете в Лондоне.
Лав: - Я нахожусь здесь уже 18 месяцев, и у меня есть «артистическая виза». Здесь я записываю свою пластинку. Это точка зрения аборигена: «Эта штука произошла». Мне бы хотелось купить здесь домик, если можно. Я не покидаю. Мне не нравится «30-ти мильная зона» (в американской индустрии развлечений — зона студий в Голливуде, Лос-Анджелес на радиусе 48 км).
Фейтфулл: — Я родом из Лондона. Вся моя семья – здесь, и здесь у меня друзья. Я вернулась (из Парижа) потому, что меня попросил об этом (сын) Николас, и я поняла, что он всегда недополучал от меня что-то. Я всегда была где-то в другом месте. Я захотела больше присутствовать в его жизни, а также в жизни моих внуков. Я гораздо старше Кортни. Пришло время типа такого образа мыслей.
- Каким был для вас обеих минувший год ?
Л: — Я была невероятно больна и чуть не умерла от анемии (вне связи с Ковид-19). Это нечто. От этого можно умереть. Но я начала делать то, что мне посоветовал мой врач по управлению болью, и я принимала масло на каннабидиоле, и мои симптомы в буквальном смысле дали обратный ход.
Ф: — Я начала записывать свой альбом, а потом у меня появился Ковид, и я едва не умерла. И этот урон очень велик. Это мои легкие, моя память и моя работоспособность. Хуже и не придумаешь. Раз в неделю у меня занятия пением, и я очень стараюсь, но это очень нелегко. Я обожаю туры, и мое сердце рвется на части от одной мысли, что вполне вероятно, что я больше никогда не смогу ими заниматься. Но я считаю, что всегда есть нечто похожее, например, съемки. Возможно, однажды я буду в состоянии дать 5 концертов в один день: Лондон, Париж, Берлин и два других. Но я больше не в состоянии путешествовать. Я — в Европе, здесь и останусь. Это нормально. Я реально гражданка Европы.
- Как вы впервые познакомились друг с другом ?
Л: — Мы встретились однажды «на скорую руку» в Лондоне на (британском телешоу) “Top Of The Pops”, но реальная связь, помимо Хэла, была через одну из моих лучших подруг и менторш, а также моей соседки в течение многих лет: Кэрри Фишер. У Кэрри был этот гостевой домик, который всегда был зарезервирован для Марианн. В Лос-Анджелесе Марианн – это в очень большой степени принцесса крови. Мы записали несколько вещей – ты, я и Кэрри. Марианн и я связаны неким мистическим образом. Но мы терпеть не можем, когда нас начинают сравнивать друг с другом. Это нелепо.
- Почему вы считаете, что вас сравнивают ?
Ф: — Бог его знает, почему они занимаются подобными глупостями. Я предпочитаю не замечать, и ты, наверное, тоже.
Л: — Это лестно, но одновременно и дешевка.
Ф: — Это забавный способ унизить себя.
Л: — В общем, одно большое говно.
- Вам обеим пришлось вынести на себе значительную долю женоненавистичества и снисходительного отношения. Завидовали ли вы когда-нибудь более молодым артисткам, которым не нужно было устраиваться на этой ступени ?
Ф: — Я всегда считала, что люди неизбежно придут к этому и поймут женское (творчество) – исполнение, пение и сочинительство. То, что произошло (в этом плане) – я всегда считала, что оно случится (рано или поздно).
Л: — Когда я слушала твой альбом, то ощущала, будто в тех стихах, что ты прочла, была заключена вся твоя жизнь. Вот так я впервые постигла Шелли. И «Леди из Шалотта» (Альфреда, лорда Теннисона). Я знаю все эти трагические образные воплощения замысла из жизни женщины, что есть в ней – я даже использовала кое-что из этих образностей сама – но тебе было просто необходимо прочесть это для меня впервые за мои 56 лет.
Ф: — О, дорогая, это – именно то, чего я хотела. Я хотела, чтобы людям, которые не знают этих стихов, передать им их без личины претенциозности. Уоррен Эллис сказал мне, что пока он не услышал, как я их читаю, он реально не понимал их, и думаю, что это вполне. Я надеюсь. Это вопрос: «А что еще я могу дать… ?» И на данный момент, мне нужно дать «это».
- Ты начала работу над альбомом перед тем, как заразилась Ковидом. А как ты его завершила ?
Ф: — Перво-наперво, мне стало лучше. Я не знала, что меня ждут обьятия «долгоиграющего» Ковида. Я подумала, что я достаточно в порядке. А потом (продюсер) Хэд и я записали вторую половину “She Walks In Beauty”. Можно расслышать, что те пьесы гораздо более чувствительные. А те, которые я записала перед Ковидом – более «сильные». Пост-ковид, то стихотворение, что «зажгло» меня, это «Уж не безумствовать, увы» (лорд Байрон). Оно потрясающее.
Л: — Ты говорила, что это была «мягкая» сторона Байрона, в противоположность его стороне «рок-звезды».
Ф: — Оно очень сексуально.
Л: — О да. Это похоже на то, когда я поехала в тур с “Nine Inch Nails” в 1995-м, и каждый вечер они играли две песни (“Closer” и “Hurt”), и я подумала: «Трент, кажется, что ты будешь всю свою оставшуюся жизнь иметь секс под эти песни». Это были вещи для «снятия» женщин.
Когда я приезжала к тебе в прошлый раз, то ты вручила мне “Negative Capability” (альбом 2018 года). Я хотела попросить, чтобы ты рассказала мне о Китсе (Джон Китс оформил эту фразу в 1817-м). И похоже, что ты ответила на все мои вопросы. «Прекрасная дама без пощады» взорвала мой мозг.
Ф: — Самая невероятная вещь по поводу Китса, Кортни, это тот факт, что он умер в 25 лет, так что эти прекрасные стихи все были написаны до его смерти. Он был гением.
Л: — Расскажи мне о «Прелюдии» (Уильяма Уодсворта).
Ф: — Понимаешь, когда я была моложе и учила эти вещи в пансионе (школе-пансионе св. Иосифа, католическая женская школа к западу от Лондона), то я реально не принимала Уодсворта. Я не понимала его. Но теперь, когда я решила записать его, то неожиданно все поняла, как будто бы во мне в лицо попал яркий пучок света. Он охрененно хороший. Эти стихи созданы, как само совершенство.
Л: — У меня не было общего государственного образования – я мусорка из Голливуда — и поэтому мне приходилось схватывать подобные штучки на лету.
Ф: — А знаешь, ты делаешь успехи.
Л: — Помнишь мою подругу Лану (Дель Рэй) ? Она издала книгу стихов, и кто-то мне сказал, что интерес к ней помог увеличить продажи (Роберта) Фроста и (Уолта) Уитмена.
- Как тебе удалось Марианну заинтересовать Ланой ?
Л: — Нет, она не купила ее. Здесь она останется на этом.
Ф: — Нет, не для меня. Извините.
Л: — Я просмотрела титры к твоему альбому и увидев (Брайана) Иноу, была реально впечатлена.
Ф: — Так ведь он – очень дорогой друг. Он записал много органа. Я не хотела, чтобы он играл синтезаторные «подложки», так что ему пришлось «добыть» этот звук по коллегиальному решению, и он сыграл нечто очень красивое.
Л: - А потом у тебя есть Кейв на фортепиано. Детки обожают его.
Ф: — Ну… я люблю Ника. Но Уоррен – это тот, в кого я реально влюблена.
- Кажется, вам повезло с друзьями…
Ф: — О Боже, да. И мне везет до сих пор. Кит (Ричардс) очень сильно помог мне. И Марлон, его сын. И Боно. У меня была куча финансовых проблем, и они очень сильно помогли мне. (В адрес Кортни) Ты чудесно выглядишь.
Л: — Спасибо. На самом деле, я каждый день просыпаюсь счастливой. Это безумие.
Ф: — У меня в голове не укладывается, как мы делали все это: провели столько лет наркоманками, курильщицами, алкашками. Я ничего не вынесла из этого, кроме “Sister Morphine” (ее сингл 1969 года, написанный Фейтфулл, Джаггером и Ричардсом). Пустая трата времени.
Л: — Так странно, что парни добывают «нечто» из своих вредных привычек. Мне постоянно подворачиваются отличные потенциальные предлоги к творчеству… и говенные песни. Трезвые песни – это гораздо лучше.
Ф: — Так и есть.
Л: — Трезвый секс. И я даже и не пробовала. А потом, когда сделала это, то у меня возник вопрос: «Стоп, что-что ? Это же классно».
Ф: — И это один из самых больших страхов, который появляется у нас, когда мы начинаем «очищаться»: «О, Боже мой. Я больше не смогу ебаться». Но все совсем не так. Чес-слово, я настолько стара, что даже и не думаю об этом.
Л: — Ох, да ладно тебе! Твое творческое начало произросло из одного из самых эпических либидо мира.
Ф: — (смеется) Ну и вот куда оно привело сейчас.
- Я бы хотела спросить о смерти Хэла Уиллнера.
Ф: — Я до сих пор не пришла в себя, и никогда этого не будет.
Л: — Я помню, что Марианн была в больнице, и она не знала, и мы не хотели ей говорить.
Ф: — Это произошло так стремительно. В первую минуту он был жив, а через два дня мертв.
Л: — В последнем текстовом сообщении, что есть у меня от него, он говорит: «У меня болит голова. Я вернусь к тебе». Он был таким веселым и таким нежным другом. Я составила трибьютный плейлист в Instagram, и обложка – это ты в черной коже на твоем мотоцикле (из фильма «Мотоциклистка», 1968). Я завершила его духовыми из “SNL”, которые он оркестровал (Уиллнер долгое время был главным по скетч-музыке в шоу “Saturday Night Live”). Я больше не хочу слушать эти духовые никогда.
Ф: — Я никогда не вернусь в Нью-Йорк. Единственное, что я реально любила в Нью-Йорке — это был Хэл Уиллнер. Он был моим лучшим другом. “Broken English” был чудесен, но не тем, что я смогла бы записать еще раз. Я бы ничего не смогла сделать без Хэла, на самом деле.
Л: — В “Broken English” ты представляешься американским деткам как этакая великая красотка, теперь сидящая «на мели», а ты никогда не была такой. Ты всегда была невероятно шикарной дамой. И Хэл знал это.
Ф: — Это был (основатель “Island Records”) Крис Блэкуэлл, который увидел меня настолько «треснутой».
Л: — И, тем не менее, ты была так безумно красива! У тебя всегда была эта «высшая проба».
Ф: — Ну… Я не знаю, почему, но Крис не врубился в неё.
Л: — Он хотел «надтреснутую».
Ф: — Да. И многие другие — тоже.