http://alainelkanninterviews.com
- Анита, ты работала в мирах кино, музыки и моды. Ощущаешь ли ты себя эклектичной личностью?
- Я бы сказала, что моя жизнь была основана на обаянии, жить своим обаянием. Я говорила на 5-ти языках, просто для того, чтобы показать своему отцу, и он сказал: «С этим из тебя выйдет отличная секретарша». Теперь, когда я стала старше, я очень благодарна ему за то, что он заставлял меня говорить по крайней мере на 2-х языках: итальянском и немецком.
- Ты училась в Италии?
- Я ходила в школу в Германии, и я не ходила в школу в Италии. Думаю, что в Италии я большей частью обучалась в музеях.
- Я хотела стать археологом или антропологом. Я не стала ни тем, ни другим.
- Какова была твоя жизнь в Риме, когда ты была юной ?
- Моим 1-м бойфрендом был Марио Скифано, и в Риме я встречалась с другими художниками, интеллектуалами и друзьями из мира кино. Обычно мы встречались в “Caffe Rosati” (ресторан в Риме, на площади Пьяцца-дель Пополо): люди вроде Фурио Коломбо (род. 1931, журналист, главный редактр левой газеты “L’Unita”), Джорджио Франкетти (1865-1922, барон, коллекционер и меценат, его имя носит галерея старых мастеров в Венеции – видимо, Анита привирает), Сая Твомбли (1928-2011, американский художник и скульптор-абстракционист), Джулио Туркато (1912-1995, итальянский абстракционист).
- Ты познакомилась с Брайаном Джонсом, когда тебе было 22 года?
- Да, я познакомилась в ним в Германии, где у меня была модельная работа, и фотограф сказал, что здесь играет одна группа, и ты должна прийти, и вот я поехала, чтобы увидеть их в Мюнхене. Я познакомилась с Брайаном, который говорил по-немецки и был большим эрудитом. Он сказал, иди со мной, и мы стали друзьями. Там также были другие, вроде Кита и Мика. В то время мы курили гашиш, и обычно я пуешествовала с гашишем. Я спросила их: «Хотите немного?», и Брайан сказал: «Да», но его друзья – нет. Позже я поехала в тур по Германии с Брайаном. Я работала моделью в Германии потому, что мне платили в тот же день, вот почему мне нравилось работать там. Во Франции или Италии платили несколько дней спустя.
- “The Rolling Stones” уже были знамениты в то время?
- Нет. Они еще не написали “Satisfaction”.
- Как ты сменила Брайана Джонса на Кита Ричардса?
- Мы были друзьями, и мы были вместе. Мы принимали горы кислоты, но у Брайана были страхи и «плохие трипы», он плохо переносил кислоту. Когда нас арестовали в Лондоне, мы все решили поехать в Марокко, и Брайан начал вести себя очень агрессивно. Мы поехали на авто, “Bentley” с шофером, и Брайан заболел и оказался в больнице. И вот тогда Кит и я поехали дальше и оставили его там, и это было тогда, когда у нас были физические отношения.
- Это продолжалось 15 лет?
- Он был биологически правильным мужчиной для роли отца моих детей. Это были больше респект и дружба, чем сумасшедшая любовь. Кит очень щедрый. В те годы мы не планировали семьи. Я определенно не хотела выходить замуж, но я забеременела. И из-за того, что мне нужно было делать фильм, “Performance”, мне пришлось прибегнуть к аборту, чтобы сделать фильм. Я очень сильно ненавидела его, так что когда я закончила фильм, то снова забеременела. Если ты не Софи Лорен с Карло Понти у себя за спиной, то было очень трудно, чтобы к тебе относились должным образом.
- Каким был твой первый фильм?
- Первым фильмом, который я сделала, был с Брайаном, он сделал музыку с Джимми Пейджем. Это была картина Фолькера Шлёндорффа, “A Degree of Murder”. Потом я сыграла в “Barbarella” с Джейн Фонда. Режиссером был Роже Вадим.
- Каким был Вадим?
- Мы делали по одному дублю в день около 6.30 вечера. Весь день ждать. Наверное, из-за этого я увлеклась наркотиками, это было так скучно – ждать. Вадим был забавным. Он думал, что он – маленький мальчик, и вел себя как маленький мальчик. Я провела много времени, ожидая сета, вместе с Джейн Фонда. У неё была очень трагическая жизнь, и она была очень профессиональной. Кит приходил проведать меня, и Джейн влюбилась в него. После фильма она пришла к нам домой на Чейни-Уок в Лондоне, где я родила своего сына Марлона, а Кит не пустил её за порог. Она напоминала ему его тётю.
- Он – музыкант. Мой отец тоже был музыкантом, кстати.
- Ты много водилась с Миком Джаггером?
- Меня и Марианн Фейтфулл всегда оставляли одних, в то время как Кит и Мик записывались, и мы были друзьями. Мы вместе тусовались, вместе принимали наркотики, и мы ходили домой к Джону Полу Гетти (сын американского миллиардера Джона Пола Гетти) в “The Rosetti House” (дом Данте Гэйбриэла Розетти, 1828-1882, английского поэта и иллюстратора, основателя «Прерафаэлитского Братства», в Челси, Лондон, на Чейни-Уок) потому что это было на крайняк, и у него всегда было немного наркотиков.
- Я всегда жила в Челси, так как там у нас был дом, перед этим мы жили в отелях. В Челси я была шокирована девушками-хиппи, которые гуляли по Кингс-роуд босиком. Я – итальянка, а в Италии обувь – это признак благосостояния. Только очень бедные люди ходят без обуви.
- Был ли Челси в то время другим?
- Нет, просто теперь здесь больше баров и кофеен.
- Мода была другой?
- Это было время хиппи, но я сама никогда не была хиппи. В то время я работала над «Диллинджер мёртв», фильмом Марко Феррери с Мишелем Пикколи и Анни Жирардо. Лондон был маленькой группой-кликой людей, которые работали в галереях… художники, музыканты… несколько аристократов. Там проходили кое-какие вечеринки и действа, вроде концерта Рави Шанкара или чего-то вроде этого.
- Каково это было – вырастить при таком стиле жизни двоих детей ?
- Мы много ездили на гастроли, путешествовали в турах, и я всюду брала с собой сына. Я не отправляла Марлона в школу до 8 лет. Я научила его читать и писать, в то время как мать Кита присматривала за моей дочерью. Моя дочь (Анджела, также известная как Дандилайон) родилась в Швейцарии. Я брала её на гастроли, но девочка – это совсем другое дело, иногда там было небезопасное окружение. Трудность с Китом – это то, что он спит весь день, и в идеале я должна была весь день быть с детьми. Я не смогла бы перенести туры без поддержки наркотиков.
- Знакомилась ли ты с интересными людьми?
- Я так не думаю. Люди — это люди. Я не была фанаткой. Я не обрадовалась знакомству с Джоном Ленноном. Это не моя личность. Конечно, я познакомилась с Джоном Ленноном, и для меня он был похож на студента школы искусств. Я очень уважала Джимми Пейджа, типо того. Иногда мы ходили в клуб под названием “Ad Lib” , но я также частенько ходила и одна, чтобы посмотреть на “Pink Floyd” или Джими Хендрикса. Мне это было непозволительно, потому что все рок-звезды – это мужские шовинисты в своих собственных лагерях. Если ты был в лагере “The Beatles” или “The Who”, то ты не мог быть в лагере “The Rolling Stones”.
- Почему ты рассталась с Китом?
- Потому что дети росли. Мой сын также обычно выговаривал своему отцу: «Пап, тебя никогда здесь нету».
- Что случилось, когда ты закончила с Китом?
- Я была счастлива, что могла «вмазаться» в мои собственные наркотики. Это реальность. Я жила на Лонг-Айленде и в Вестчестере 9 лет. Я была там одна с Марлоном и отцом Кита, который также жил с нами в Америке. У меня были кое-какие бойфренды, но ничего серьезного. Потом я вернулась в Англию, чтобы очиститься от наркотиков и попала в реабилитационную клинику. Я была очень заядлой алкоголичкой и мне потребовалось 20 лет, чтобы уйти от этого.
- Как тебе удалось остановиться?
- Я попала на реабилитацию. Я окончила бакалавриат по текстилям в “Central St. Martins” (Лондонский Университет Искусств). Я училась.
- Ты стала дизайнером?
- Меня больше интересовали ткани. Потом я работала с Вивьенн Уэствуд. Я делала много всего, все виды штук, чтобы спасти свою жизнь.
- Ты по-прежнему думаешь о наркотиках?
- Это похоже на любовь моей жизни. Это был любовный роман, который мне пришлось прервать. Я была сама по себе, моя семья не хотела видеть меня. Я была отвратительной, агрессивной, очень горькой пьяницей. Я была угрюмой, несчастной, когда напивалась. Я хотела жить. Я заботилась о себе. Я ходила на встречи анонимных алкоголиков и всё такое. Люди умирали, пришел СПИД. Это был тёмный период.
- Тебе удалось остановиться полностью самой?
- Как ты можешь остановиться, если не сама. Это – самая важная штука.
- И ты сделала это?
- Прошло уже 40 лет без наркотиков, без алкоголя. Я, наверное, должна была бы сказать, что я «чиста» уже 30 лет. Потом у меня был срыв с волшебными грибами, и я начала цикл снова еще на 10 лет. Это – большая битва. Теперь она закончена, только если я не начну болеть, и мне пропишут морфий, чего они не сделают! Теперь я могу сидеть за одним столом с людьми, которые употребляют кокаин или выпивают, без проблем. Мне просто становится скучно. Пьющие люди очень скучны. Они повторяются и говорят одно и то же снова и снова.
- Где ты живешь, когда ты не в Лондоне?
- Последние 4 года я провожу зимы на Ямайке. В Риме зимой слишком холодно, и поэтому я присматриваю за домом Кита и садом на Ямайке, где климат превосходен, и я пишу картины. Я также ездила на Кубу и в Южную Америку.
- Как твои дети?
- Я вижусь с ними, но они не приезжают на Ямайку.
- Чувствуешь ли ты себя итальянкой и говоришь ли до сих пор по-итальянски?
- Да. (говорит по-итальянски) Римлянка из Рима, Романачча. Когда была юной, я была так называемой «Париолиной» (итал. сленг - гламурная римская девушка-буржуа), и потом, когда я жила в Нью-Йорке в 70-е, я обнаружила, что там столько итальянских диалектов, которыми не говорят больше в Италии. И вот я начала культивировать свой римский акцент. Также у меня была очень классная подруга, певица Габриэлла Ферри (1942-2004, родилась в Риме) которая пела римские песни. Мои дети – англичане. Мой сын немного говорит по-испански, но как все англичане, они не говорят на других языках.
- Как бы ты описала саму себя?
- Босячка. Искательница приключений. Я – не личность с одним специфическим талантом. Хотела бы я быть такой…
- Трудно ли было найти свое лицо?
- Я не хочу держаться за 60-е, эти ботинки на платформе. Мода, наверное – ближайшая ко мне вещь, но мне она не нравится. Это – то, над чем я провожу большую часть времени.
- Кто в моде тебе нравится?
- Вивьенн Уэствуд. Потом, я и сама по себе стала королевой моды и стиля. Они все хотят фотографировать меня и писать статьи обо мне и моем стиле.
- Бутсы, пояса, кашемир, шляпки, солнечные очки, также меха. Я не политкорректна. Это разрушает мир. Мне нравятся ткани lamé (блестящая ткань с металлическим нитями), я полгода работала в Индии. Мне нравятя ювелирные украшения, всякие. Раньше я много их носила. Теперь я стала настолько более чувствительной, что едва могу носить что-то. Я, в общем-то, не боюсь перемен. Я думаю, что перемены – это лучшее, что ты можешь сделать, честно говоря. Я много занимаюсь садоводством. Я люблю это. У меня есть участок с садиком в Лондоне, где я выращиваю итальянские штучки. Я делаю это с немецкой подругой, которая выращивает немецкие штуки вроде картофеля. В Италии у меня есть сад. Я присматриваю за садом Марлона и ямайкским садом Кита. В этом году у нас впервые выросли две связки бананов. Я рисую и занимаюсь дизайном. Я делаю ботанические рисунки, древнее искусство. Мне нравится все, что было здесь долгое время. Мне нравится “Chelsea Physic Garden” (Аптекарский сад в Челси – крупнейшая коллекция культурных растений, там же магазин), куда я время от времени хожу ланчеваться. Я перестала выходить по ночам после запрета на курение.
- Около 20-ти в день, но я не раковая личность. Я занимаюсь йогой и еще ездой на велосипеде.
- Ты живешь сама по себе?
- Я живу одна 20 лет. Если я хочу увидеть кого-нибудь, то я звоню им, но мне не нравится, когда звонят мне. У меня осталась пара хороших друзей из 60-х. Я не выхожу в свет, теперь там только одни папарацци. Я не люблю это, я устала от этого.
- Ты по-прежнему дружишь с Марианн Фейтфулл?
- Мы очень близки. Теперь она живет в Париже, но мы недавно очень много виделись. Она невероятно сильная, талантливая.
- Какие-нибудь сожаления?
- Я не жалею. Раньше мне это больше нравилось, когда не существовало политкорректности и все было менее канительным, согласно мне.
- Ты боишься стареть?
- Я готова к смерти. Здесь я сделала так много. Моя мама умерла в 94. Я не хочу терять свою независимость. Теперь мне больше 70-ти; по правде говоря, я не думала, что перевалю за 40.
Челси, Лондон, август 2016.