Курт Лодер, “Rolling Stone”, 12 ноября 1981 г.
«Только что я провел тайное совещание с Наполеоном, — говорит Кит Ричардс, поднимая свой бокал с вином в шутливом приветствии. — Мик заболел. По-моему, он простудился». Остается всего неделя до начала первого за три года тура «Роллинг Стоунз» по США, но Ричардс кажется невозмутимым даже несмотря на то, что пропустил так необходимую ему всенощную репетицию. Выглядящий беспризорным подростком в черном бомбистском пиджаке, черной футболке и черных джинcах, голубых замшевых бутсах, поскрипывающих на его лодыжках, и темно-зеленом шарфе, завязанном узлом на его талии, он кажется как никогда здоровым и в приподнятом настроении.
Мы стоим в большой деревенской кухне на ферме Лонг-Вью — отдаленной, но роскошной звукозаписывающей резиденции в сельской части Массачусетса, где в последний месяц «Стоунз» оттачивают свое представление до нужной кондиции. На часах 21.00, и кухонный буфет тяжко стонет от жареного мяса, дымящихся лобстеров и кастрюль, наполненных свежими, обмасленными овощами. В этом обеденном алькове Чарли Уоттс проносит свою портативную видеокамеру вдоль огромного углового стола, где Билл Уаймен и два добавочных клавишника, Ян Стюарт и Ян Маклаген, засиделись за своими тарелками. Я заметил, что эти знаменитые головы уже начали седеть, а лица — провисать, как видавшие виды седловые вьюки.
Грядущий тур «Стоунз обещает быть самым «проверочным» за всю их 19-ти летнюю карьеру. В прошлом — сами себе начальники, теперь они повзрослели и оказались вне оценок, но в той позиции, когда должны в который раз выходить на публику и доказывать всем, что они по-прежнему способны делать это. То, что в них еще живы креативные качества – не вопрос: их новый альбом “Tattoo You” показал, что в них еще пульсирует та самая старая сила, а слова к песням достигли новой, богатой на эмоции насыщенности. А ведь не так давно это еще были артисты, которые нуждались в кардинальном обновлении.
Кит Ричардс более чем уверен в том, что все будет о-кей. В свои 37, испытавший разрушительное действие наркоарестов и кричащих заголовков, в своей жизни он потихоньку начал проявлять склонность к порядку. Его длительные отношения с Анитой Палленберг, матерью его двоих детей – Марлона и Дэндилайн, распались не лучшим публичным образом, но его нынешний роман с юной моделью Патти Хансен вселяет надежду на его обновление. И. даждойдя до среднего возраста, он обнаружил, что рок-н-ролл по-прежнему имеет совершенный и мощный смысл. И вот, снова и опять, он собрал вокруг себя остальных «Стоунз».
Тем временем в ангаре стоит сияющая и отполированная сцена из хвойных досок, простирающаяся на ширину 300 метров вдоль всего сарая. Дюжина и сколько-то метров внизу – это небольшое жилое пространство, в которой есть камин, дорогая стереосистема и сервант с хорошим вином и спиртным. Кит вошел и сунул кассету в мафон. Он объявил ее как «лучший альбом года». Это был “Fiyo on the Bayou” братьев Невилл – опустошающий праздник раскачивающегося ритм-энд-блюза в стиле Нью-Орлеана. Кит налил себе стопочку “Jack Daniels”, я захватил бутылку вина, и мы уселись за стол, чтобы впитать в себя захватывающую дух версию древней классики ду-уоп “The Ten Commandments of Love” Аарона Невилла. По-прежнему сосунки после всех этих лет… Смогут ли «Стоунз» порвать всех в 1981-м ? Все, что тебе нужно сделать, как говорит Кит – это «запустить» их.
_____
- На что это похоже – выстроить «Роллинг Стоунз» в шеренгу после всех этих лет и попытаться снова играть вместе ?
- У-мм, это на удивление просто. А вот заставить их свыкнуться с мыслью о работе а гастролях – это трудный кусочек. Понимаешь, они начинают ныть: «О-ох, я не хочу на гастроли». И я стараюсь расшевелить их, потому что я знаю, что это – единственный способ сохранить их как группу. Как только они начинают делать это, то они всегда отлично чувствуют себя; возможно, я типа как кристаллизую это ощущение или фокусирую его, или что угодно, потому что все чувствуют себя так же, как и я, но не в одно и то же время. Но если группа хочет остаться вместе, то мы реально должны поехать на гастроли, и нам реально необходимо работать. И как только мы забираемся сюда и начинаем репетировать, то это – классно. И «это» становится только лучше и лучше, понимаешь ? Проблема в том – и это было моей любимой мозолью многие годы – что именно по причине того способа, которым мы работаем, устраивая каждые три года тур-блокбастер, мы обнаруживаем себя доработавшимися до определенной точки, где мы можем сказать: «А теперь мы распадаемся, теперь мы заходим куда-то в другое место». И потом, так как тур останавливается – бумм! - то мы уже никогда не будем способны пройти через ту же точку и «толкать» это тогда, когда это по-прежнему становится лучше и лучше. И три года спустя нам приходится снова начинать с полтычка и проходить все то же самое, чтобы понять, чтó именно мы уже знаем. Это – та штука, которая меня донимает. Я всегда хотел знать, что произойдет, если мы просто продолжим идти дальше.
- Судя по “Tattoo You”, группа в состоянии идти дальше — по крайней мере, в творческом плане — еще лет двадцать. Будем надеяться, как бы то ни было…
- И я о том же, потому что больше никто еще не сделал этого, понимаешь ? Это типа интересно – обнаруживать, куда еще может вырасти рок-н-ролл. То есть, есть и другие примеры, естессно, но «Роллинг Стоунз» есть на этой воображаемой шкале, и очень давно, и по-прежнему кажется, что если мы как следует постараемся, то они немедленно ответят на это – публика, детки, как там ты их не назовешь. Кое-кто из них уже больше не молод. Как и мы.
- На этот факт обожали указывать панки, когда пришло их мгновение славы.
- Вот такие эти панки. Они всегда приходят и уходят.
- Находишь ли ты в панк-роке хоть что-нибудь стоящее?
- Ага, тут был определенный дух. Но я не считаю, что тут было что-либо новое в плане музыки, или, даже с точки зрения пиара, в плане имиджа. Тут было слишком много имиджа, и ни одной из групп не был даден шанс отрепетировать их музыку — если она у них вообще была. Казалось, что для них это – наименее важная вещь. Было гораздо более важно, если ты облевал кого-нибудь, понимаешь ? Но это – и наше наследие, также. После всего, мы – по-прежнему единственная рок-н-ролльная группа, которую арестовали за обдутую стену.
- Естественно, панки не были впечатлены. Казалось, они реально ненавидели группы вроде «Стоунз».
- То же самое обычно говорили мы сами обо всём, что прошло перед нами. Но для того, чтобы твои дела пошли в гору, нужно немного больше, чем просто опутить людей. В этом деле всегда найдется кто-то, опускающий лучше тебя. Так что не опускай меня, уж пожалста, просто делай то, что делал я, понял ? Сделай мне что-нибудь лучше. Подари мне кайф.
- Когда и где ты написал материал для “Tattoo You”?
- Один из треков, “Worried About You”, был сделан для “Black And Blue”. Остальные были сделаны в Париже между 1977-м и прошлым годом. То есть, мы «нарезали» более 40-ка треков для “Emotional Rescue”, но в то время это был вопрос выбора треков, наиболее близких к завершению, потому что у нас были жесткие сроки, не предоставлявшие нам много времени. На этом альбоме, мы занялись этим подольше. Мы начали думать о нем вскоре после того, как вышел предыдущий, и на этот раз песни прошли более тщательный отбор.
- Услышим ли мы в будущем еще больше песен с тех сессий?
- О да, их остались целые кучи. Я хочу сказать, из той связки мы могли бы получить еще один альбом… Иногда мы пишем свои песни по частям – просто ловим мелодию и музыку, а позднее записываем ритм-треки и сочиняем слова. Таким образом, треки зреют, как вино – ты просто ненадолго оставляешь их в погребке, и спустя несколько лет они становятся немного лучше. Глупо навсегда браковать все эти классные вещи лишь из желания закончить всё это поскорее и собрать их в диск.
- Имея в виду все потенциальные хиты, которые могут просто лежать под рукой.
- Ага, и наверняка мы не можем увидеть и половину из них. То есть, когда пройдет немного времени, то ты просто не знаешь. Я – тот парень, который сказал, что “Satisfaction” – это не сингл. Вот что я знаю.
- Смею предположить, что ты не принимаешь музыкальный бизнес слишком близко к сердцу.
- Да в нем и нет ничего, что можно было принять близко к сердцу… Если глядеть на муз-бизнес достаточно долго, то глаза начинает разъедать запах говна.
- И именно поэтому публика не покупает столько же музыки, как ранее ? Может, это комбинация дерьмовой музыки и плохой экономики ?
- Музыка – это роскошь, насколько это касается публики. Я не хочу сказать, что я верю в это, но для безработных и бедных музыка всегда будет казаться роскошью. На самом деле, музыка – это необходимость, потому что это, наверное, единственная вещь, которая воспитывает тебя и дает тебе этот дополнительный кусочек для того, чтобы продолжать жить, или… кто его знает, что делает с нами эта музыка ?
- Соответственно, вы с Миком по-прежнему сочиняете, что бы ни случилось с вами в данный момент. Например, “Hang Fire”- это нечто непечатное об Англии, так ?
- Ага: «Откуда я родом, там никто никогда не работает, и ничего не доделано до конца». Тут они проходят через свои маленькие пораженьица… И их им до сих пор достаточно для того, чтобы выпирать нас.
- Что же там происходит в этой Англии ?
- Все сводится к целой куче проблем, которые зрели долгие годы, и до недавних пор единственное, что требовалось для прохождения их критической точки – это деньги на бухло. Обычный человек терпит все подряд, пока все идет хорошо, мужик; но когда этого нет, то в тишине вдруг раздается крик: «Какого хера ?» И теперь им как-то приходится с этим жить.
- Что ты ощущаешь по поводу политической ситуации ?Ты вообще интересуешься политикой ?
- Нет. Я наблюдаю за ней, понимаешь. Для меня – верх цинизма, когда ты видишь, как всё это численное преимущество постепенно сдувается. Просто видеть этих свинов, снова и снова уходящих от возмездия… То есть, это мыльная опера без конца и края, да еще и самого низкого пошиба. Но люди все равно её смотрят.
- Ты очень часто возвращаешься в Англию ?
- Довольно регулярно. В этом году – еще нет, но в прошлую пару лет я прилетал обратно в районе августа на два месяца или что-то. После недели в Лондоне я обычно не прочь отвалить ближе к деревне, где ничего не меняется. Я еду в деревеньку, где изо всех жителей лишь три человека, наверное, когда-либо бывали в Лондоне, знаешь… а это всего за 120 км оттуда. «О, Лондон ? Нет, никогда там не бывал. Слишком много народу». Тут время как бы остановилось. И для меня это – большая зацепка. У меня до сих пор поднимается небольшой комок в горле от того, что я не могу, понимаешь… «Что вы имеете в виду, говоря, что у меня слишком много денег для проживания здесь? Вы хотите сказать, что я не могу позволить себе жить в Англии ?» Это нечто вроде мести. То есть, я не могу считать нас в числе «утечкших мозгов» или что-то типа, но они определенно спустили нас в своем толчке, понимаешь ? «В ванной твоего сердца меня спустили, дорогая…»
- Кажется, что “Neighbours” – это еще один ломтик жизни; будем думать, что твоей. Это тебя с Патти выгнали из вашей квартиры на Манхэттене ранее в этом году из-за слишком громкой музыки ?
- Ох, пара этих… Ага, в данный момент я и Патти – бездомные. Мик написал по этому поводу слова – а у него никогда не было проблем с соседями.
- Просто тихий мальчик, так?
- Да нет. Он просто ушлый. Он заселился в добротное старое здание с очень толстыми стенами и почти никем вокруг. У меня особое чутье на здания, доверху забитые клевыми людьми, понимаешь… но среди них всегда найдется кто-то один не-клевый; вернее, их всегда парочка. И моя квартира всегда будет либо прямо над ними, либо через дверь, либо под. А они – такие люди, которые обязательно постучат к тебе в шесть утра, в то время как ты только что едва включил свою музычку. Ты пытаешься сохранять спокойствие, потому что ты все понимаешь, тебе ясно ? Теперь я понимаю, что включать звук на полную мне нельзя. Так что я пытаюсь сохранять в этом плане самообладание. А эти люди приходят под дверь и говорят: «Нам даже не слышно Багза Банни из нашего телевизера, вот какая громкая твоя музыка!» Так что… я хочу сказать, у меня хватает подобных приключений. И клянусь мамой, везде эти они – все одна и та же парочка, куда бы я не поехал. Они просто ходят за мной по пятам: «Давай-ка его прищучим! Он мудак. Он заслуживает». “Neighbours”- это первая песня, как я думаю, которую Мик реально написал для меня. Как бы я хотел написать такую же…
- Твоя с Миком дружба кажется одной из самых нерушимых в нашу эру. Она реально такая крепкая, каковой кажется ?
- Ага. Это настоящая дружба, когда ты можешь вдарить кого-нибудь по башке, и тебе не скажут: «Ты мне больше не дружок». Это – настоящая дружба. Каждый терпит закидоны другого. Кто-то может подумать, что мы такие громко спорим между собой, и говорит: «О, ну вот теперь -то они распадутся!» Но это наш метод работы, понял ? Он – моя жена. И он скажет то же самое обо мне: «Ага, он – моя жена».
- Популярное представление – это что Мик, возможно, лучший бизнесмен, чем ты. А ты умеешь обращаться с деньгами ?
- Я зарабатываю их и я трачу их, но они неким образом копятся. Мик довольно неплох в бизнесе. Он не так хорош, как об этом думают. Он, наверное, не так хорош, как думает об этом сам. И, наверное, он не так уж плох, как думаю я. Мик хочет знать все до последней загогулины, понимаешь? Что заслуживает уважения – у меня, определенно, нет ни времени, ни желания всё это раскапывать. Но нашу информацию мы обычно сводим воедино.
- Ты когда-нибудь чувствовал, что ты слишком богат для того, чтобы аппеллировать к своей публике ?
- Я просто чувствую, что где-то там есть публика, и пока они хотят слушать это … то, думаю, мы продолжим этим заниматься.
- Каким образом богачи могут играть блюз ?
- Не знаю. Я ни разу в жизни не видел ни одного богача, кто считал бы себя таковым. Если верить моему личному опыту, то чем больше все это разрастается и чем больше денег ты зарабатываешь, то тем больше их требуется для продолжения всего шоу. Особенно эти налоговики… Я никогда не ощущал себя богачом. Всё, о чем я беспокоюсь – это иметь достаточно для того, чтобы продолжать катить шоу на гастролях, понимаешь. И пока оно на плаву, то все в порядке. Все остальное – и что я должен с этим делать, а ? Полжизни я провожу в студии, а когда меня там нет, то я чешусь, как бы поскорее поехать на гастроли. Так что… то есть, я могу потратить их, но я не знаю, куда они деваются.
- А «Роллинги» вообще ещё как-то социализируются друг с другом ?
- Ага, мы всегда в контакте. Чарли каждую пару месяцев затаривается в Нью-Йорк или куда-нибудь. Насколько я знаю, я просто хочу сказать, что я бесконечно благодарен – и чем дальше, тем больше – что у нас есть Чарли Уоттс, который сидит там, понял ? Он – парень, который не верит этому, потому что он вот такой. То есть, он даже и не подозревает, что его вклад настолько…
- Реально ?
- Угу. В плане Чарли нет ничего, притянутого за уши, и не в последнюю голову – из-за его скромности. Это тотально реально. Он не понимает, что там такого люди слышат в его барабанах.
- Что касательно Ронни Вуда ? Он является частью представления вот уже 6 лет, но я думаю, что кое-кто по-прежнему недооценивает его, считая неким клоном Кита Ричардса.
- Изо всех нас я был наиболее полон дурных предчувствий, когда брал сюда Ронни. Он – мой очень хороший друг, и я работал над его сольными альбомами. Но он играет не так, как я. Для меня Ронни является носителем идеи саунда «Стоунз» эпохи Брайана и меня, который мы выработали в процессе того, как шли музыка и гитары. Сиамские близнецы – они оба играют. Посмотрим на это с данной точки зрения: вот этот один парень, у него просто четыре руки. Вот так мне нравится представлять это. Потому что когда «это» получается, то становится неважно, сколько людей играют и кто что делает. Когда выходит этот звук, то ведь он реально вдаряет тебе между глаз и захватывает всего тебя ?
- Ты по-прежнему думаешь о Брайане ?
- Ага, я думаю о нем каждый раз, когда мы играем “Time Is On My Side”, или когда я играю гитарные проигрыши в “Mona”. Брайан во многом был правильным мудаком. Ублюдком. Злым, щедрым, кем угодно. Тебе хочется сказать одно, а потом ты добавляешь противоположное, тоже. Но тут этого больше, чем у всех других, понимаешь? До точки… ты мог терпеть это. Когда тебя помещают под гастрольный пресс, то ты либо относишься к этому серьезно, либо несерьезно. Что в конце концов означало– это был очень медленный процесс, и он продвигался и менялся, и это настолько невозможно описать словами – в последний год или что-то, когда Брайан почти все время был тотально беспомощен, то в группе он стал ходячим анекдотом. Это был единственный способ, как можно было жить с этим, не слетев из-за него «с катушек». Так что позднее это стало вот так вот жестко: постоянное обсирание у него за спиной, все время. Это достигло кульминации, когда… в то время он был с Анитой, и он начал избивать её и швырять по углам, как куклу. И я сказал: «Ну же, дорогая, оно тебе надо? Давай уедем. Я просто заберу тебя». Мне было насрать. В то время я не был вовлечен в это. Просто: «Давай уедем. Я заберу тебя отсюда; по крайней мере, потом ты сможешь делать все, что захочешь». И вот мы разделились. Это было очень романтично – Марракеш, переходы через пустыню и вся эта лабуда. Я хочу сказать, что Брайан бывал в некоторых вещах настолько смехотворен, а в некоторых – настолько милый парень… Это было вроде того, что говорили о Стэне Гетце: «Он – милая компашка парней». Ты просто никогда не знал, с кем тебе предстояло встретиться на следующий раз.
- Треугольник Брайан-Анита-Кит – это центральная тема книги Тони Санчеса “Up and Down with the Rolling Stones”, которая вышла в 1979-м. Помимо прочего, Санчес описывал себя как твой нарко-поставщик, и его версия твоего стиля жизни в те годы – конец 60-х и начало 70-х – это практически полное разложение и наркозависимость. Хоть что-то из этого является правдой ?
- Книжка Испанца Тони ? Давай скажем так: я так и не смог пробраться через все это, потому что мои глаза застлали слезы… от смеха. Но основной момент всей истории – «он сделал это, он сделал то» — это правда. Тони реально не сам это написал. У него был какой-то раб с Флит-стрит; на самом-то деле Тони едва может вывести на бумаге собственную подпись, ты понимаешь ? Он был классным парнем. Я всегда считал его своим другом. Ну, то есть, в прошедшем времени. Но я понимаю его позицию: он увлекся дурью, его подружка откинулась после передозы, он начал катиться вниз и… вот и всё это говно, понимаешь ? Имея в виду эту книгу в общем, как отдельный эпизод, просто голые факты… ну да, все это имело место быть. Но к тому времени, когда ты подбираешься к концу, она начинает напоминать «Сказки» братьев Гримм… с акцентом на злодейский грим.
- С тех пор, как книга вышла в свет, ты виделся с Санчесом ?
- Ага, пару лет тому.
- Ты всыпал ему на орехи, или что ?
- Нет. Я просто показал ему свою новую пушку. С тех пор мы не виделись.
- Что стало с Анитой ? У ней всё путем ?
- Да, она в порядке, чувак. Я не считаю, что я расстался с Анитой или что-то. Она – всё еще мать моих детей. Анита классная, классная женщина. Она – фантастическая личность. Я люблю её. Понимаешь… я не могу с ней жить. Не знаю, так ли уж реально мало я вижусь с Анитой сейчас, чем когда-либо. Она в Нью-Йорке.
- Не сводит ли тебя с катушек тот факт, что вся твоя личная жизнь происходит на публике ?
- Обычно это идет не изнутри — не от Аниты, или Патти, или меня. Это кто-то другой говорит: «О, давай-ка перетрем вот это». И я не заинтересован в этом, потому что единственным способом выжить среди всей этой гадости для меня было просто сказать: «Что бы вы там не вынесли на первую страницу, я все равно это переплюну». Я предложу вам реальные подробности, которые намного интереснее… Последнее, что я хочу – это чтобы вокруг считали, будто я пытаюсь что-нибудь скрывать или играть роль. Естественно, тебе не хочется звонить в “Daily News” со словами: «А вот прошлой ночью я так вмазался…» Но в то же время мне не хочется, чтобы кто-то считал, что будет неплохо лишний раз прошмонаться по моему заднему дворику.
Насколько далеко идут мои отношения с Анитой или кем-то, я не понимаю значение слова «расставание». Это фраза законников, да уж. И с тех пор, как в этом плане я не делал ничего в плане закона, или же просто никогда не имел в виду, что это «законно» или нет… то есть, я делаю то, что я делаю. Единственная внезаконная область, которая меня касается – это то, что стоит под вопросом. Вроде вопроса преступления без жертв. Можно говорить о том, будто быть нáрком – это реально не преступление, потому что это просто закон. Но снова здорово, нарки покупают дурь у дилеров, а дилеры делают деньги на нарках, и они идут и развращают детей – ты-ды-ды. Так что где начинается и кончается ответственность ? Я не зна. Мне реально все равно, потому что это – жизненный факт. Я хочу сказать, что все эти вопросы обычно обсуждают те, кто ничего не знают об этом, в то время как ты сам знаешь лучше. Это они решают, что каждого их пациента нужно обязательно подсадить на метадон, чтобы те поверили, что если ты принимал наркотики, то лучше всего будет сесть на метадон, потому что твой организм всегда будет нуждаться в нем. Но они никогда не говорят о том, что от каждого пациента в своей клинике они неплохо получают на хлеб с маслом.
- Только тогда, когда мне не удавалось достать ничего другого. Это такая дурная дурь – «дурная» в смысле «не-дурь». Такая «дурная не-дурь».
- Героин когда-либо влиял на твою музыку, улучшая или ухудшая её ?
- Думая об этом, я, наверное, мог бы сказать: «Да-с, наверное, мне бывало лучше, я играл лучше, вот и всё». То есть, иногда люди считают, что под дурью они сыграют лучше. Но это… на самом деле, когда я играл на сцене, или записывался, и при этом был под кайфом, то понимаешь, и когда я слушаю это сейчас – ты знаешь, иногда мне приходится играть то, что я играл на тот момент. «Круть, мне нужно играть эту долбанную нарко-музыку ? Мне ? Сейчас ? Так ведь я все это уже проходил». И я по-прежнему вынужден играть мои нарко-ходы. Но я не могу представить себе, что бы еще я играл, будь я бухой, на дури или на “Preparation H” (средство от геморроя) – его тоже вдыхают носом, понимаешь ?
- Ты отдавал себе отчет в том, что страдаешь зависимостью ?
- О, совершенно да. Я принял это. Для того, чтобы стать зависимым, мне понадобилось около двух лет. Это – величайший соблазн в мире. Обычная штука, втяни в ноздри. А потом: «Что вы хотите сказать, я подсел ? Я принимал это два дня, и чувствую себя прекрасно. Я уже не принимаю это целый… день». А потом ты думаешь, будто это круто. И это затягивает.
- Как ты спрыгнул с дури ?
- Тебе просто необходимо захотеть прийти к этой точке. То есть, я слезал с неё кучу раз. Проблема не в том, как слезть, а как оставаться без неё. Угу, типа того.
- Ты по-прежнему считаешь, что она тебя засосала?
- Я всегда, м-м-м… никогда не говорю никогда. Но – нет, нет.
- Кое-что из величайшей музыки «Стоунз» было сочинено «на игле».
- Ага, “Exile On Main Street” был особенно погружен в это. Как и “Sticky Fingers”…
- В рок-музыке наблюдается жутко высокий уровень смертности, кажется так. Среди твоих современников – Джон Леннон, Кит Мун, Джон Бонэм… Когда ты видел, как они уходили, то это как-то беспокоило тебя ?
- Риск есть в любом деле. В этом бизнесе обычно принято думать, что с тобой этого никогда не случится. Но как же тогда ты заработаешь себе на жизнь… понимаешь ? Глядя на историю последних двадцати лет или около того, ты понимаешь все без единого слова, как я должен считать… что в рок-н-ролльном бизнесе очень высокий уровень фатальности. Посмотри на список, чувак, посмотри, кого уже скосило: Хэнка Уильямса, Бадди Холли, Элвиса, Джина Винсента, Эдди Кокрэна. Этот список бесконечен. И великие… сколько великих ушло. Отис, чувак. Я хочу сказать, что это убило соул-музыку.
- Мне всегда казалось, что величайшей потерей был Джими Хендрикс. Ты был с ним знаком ?
- Довольно неплохо. К периоду его заката, скажем повежливее – он был в точке опускания и отрицания всего подряд, что сделало его тем, кем он был. То есть, всей психоделической штуки. Ему казалось, что его насильно заставляют играть это снова и снова бессчетное количество раз, просто потому, что он прославился именно этим. Когда я впервые услышал его, то он играл довольно откровенный ритм-энд-блюз.
- Когда это было ?
- Я впервые услышал его на гастролях с Кертисом Найтом, и потом я частенько видел, как он играет, в клубе под названием “Ondine’s” в Нью-Йорке.
- Что ты подумал, когда впервые услышал его ?
- Я подумал, что я типа смотрю кого-то, кто заполняет перерыв. Но говоря в плане него как гитариста, то есть… я был разочарован, когда стали выходить пластинки. Хотя, имея в виду то время и тот период и факт, что его силком загнали в «английский психоделический мешок», а потом ему пришлось жить с этим, потому что именно это «сделало» его… одной из причин того, что он был так подавлен в период около своей смерти, было то, что он не видел пути, как выбраться из этого. Он хотел просто вернуться назад и начать играть какую-нибудь фанк-музыку, и когда он заиграл, то никто не захотел знать.
- Это был паранормальный период.
- Ага. Многие типа оседлали эту шквальную волну успеха, когда они занимались бредовыми штуками до той поры, пока их не начали реально знать именно за эту бредовость в том, что они делали… и реально не за то, чтó именно они делали. То есть, даже на “Satanic Majesties” я никогда не угорал от психоделической музыки.
- Многие обычно опускают “Their Satanic Majesties Request”, но я недавно послушал его незапиленный экземплярчик, и там есть кое-какие хорошие вещи, несмотря на нелепый микс.
- Единственная вещь, что я могу сказать с точки зрения «Стоунз» — что это был первый альбом, который мы сделали, соскочив с гастролей. Потому что мы прекратили туры, к 1966-му мы просто перегорели. Мы завершили “Between The Buttons”, знаешь… “Let’s Spend The Night Together”, и — бац! Мы перестали работать на год с половиной. И в эти полтора года нам было необходимо сделать еще один альбом. И он был безумным – на кислоте, после ареста, правильно ? Для нас в то время это было типа бизнеса на изломе, совершенно чуждым способом работы. И это вроде как слышно. Это альбом «на переломе». Там есть несколько хороших кусочков, и он не отмира сего, но также на нем есть и кое-какая реальная байда.
- Появление детей вообще как-нибудь изменило тебя? Твой сын Марлон сейчас – почти подросток, так ?
- Почти да. Он потихоньку выбивает из меня дурь. Сейчас дошло до такой точки, когда он уже приходит и начинает отчитывать меня, понимаешь ? «Пап! Ну-ка вставай! Скоро репетиция! Они ждут!» И я терплю это – я терплю это! «Ага, о-кей, я готов. Подай мне мои джинсы». И он такой: «О да – ты выглядишь так, будто готов. Но твой второй глаз все еще закрыт!» Мне реально не приходится волноваться за Марлона, он такой собранный. То есть, он ездит на гастроли с годичного возраста, так что для него это все тотально нормально. Знаешь, обычно каждую ночь он отрубался под звуки “Midnight Rambler” прямо за моим усилко…
- Это неплохо, когда тебя держат в рамочках.
- Ага. Особенно если кто-то реально перетирает меня за вчерашнюю попойку.
- Судя по некоторым песням с “Tattoo You”, твое и Миково отношение к женщинам, кажется, некоторым образом изменилось. За исключением “Little T & A”, оно такое…
- Ну, эта песня просто о каждом моем хорошем времяпровождении с кем-то, кого я подцепил на ночь или две и потом никогда больше не видел. А еще – о говне, которое иногда вылазит, когда ты просто наскакиваешь на людей, которых не знаешь, и не в курсе истинного положения вещей, понимаешь ? Ты подбираешь телку, а кончается все тем, что ты проводишь ночь в кутузке, понимаешь ?
- С другой стороны, “Black Limousine” кажется более щедрым на похвалы в адрес прошедших взаимоотношений… Довольно чувствительным, реально.
- Угу, потому что время без устали марширует, и ты ды. А еще потому, что женщины в нашей жизни на сей момент уже, как правило, изменили свой взгляд на эти отношения… Это кажется логичным, что человек, с которым ты сейчас – это обычно тот, кто – хочешь не хочешь — может повлиять на тебя наибольшим образом. Мик, например, может сесть и написать реальную «Стоунз»-песню, знаешь… «Буэ-ээ! Ты, гнусный кусок говна, грязная старая пепельница!» Но естессно, это не отражает именно то, что он чувствует сейчас. И это явно не то, что чувствую сейчас я.
- Справедливым ли будет такое высказывание, что вы оба влюблены ?
- О да. Но я был влюблен всегда.
- Кажется, что ты и Патти, впрочем…
- Это большая… большая.. Ага. Не важно, слушай… угу, я влюблен. Это такие вещи, которые – когда ты на другом конце шкалы, понимаешь – и ты думаешь: «О чёрт, влюбляться можно только тогда, когда тебе 18 или 23 или…» Но потом ты стареешь и внезапно – бамц! Снова здорово! И ты понимаешь, что все эти слова – чепуха. И это такие штуки, которые «зажигают» тебя, ясно ? Это такие штуки, которые заставляют тебя смотреть вперед, которые ведут тебя дальше. Ты говоришь – ну-у, если это еще может случаться, то давай иди дальше. Я хочу сказать – это величайшее чувство в мире, правда ?
- Любовь – это хорошо!
- Любовь носит белую ковбойскую шляпу.